Новая встреча
Шрифт:
Все дело было в том, что Говарду, как бы это глупо ни выглядело, хотелось сохранить с ней хорошие отношения. Именно потому, получив аванс за книгу, он, вместо того чтобы отдать одолженные ему родителями деньги, снял этот дом, желая сохранять возможность поддерживать контакты с Конни. У Говарда до сих пор теплилась дурацкая надежда на то, что он заставит ее пожалеть о случившемся, даже, может быть, ревновать, а для этого она должна была знать, что он хотя бы еще жив.
Губы Говарда скривились. Еще жив! Именно потому, что Конни не знала о том, что он жив, он не потерял жену. Если бы только Леонард позволил ему связаться с ней, если бы только поверил ему тогда. Но
Но какое теперь это имело значение. Бесцельно бродя по модернизированному викторианскому дому с видом на кафедральный собор, Говард вновь и вновь признавался себе в том, что своим поведением Конни поставила его в тупик. В то утро он явился к ней с самыми благими намерениями, но вместо того, чтобы заключить с ней мир, окончательно потерял всякое уважение к самому себе.
У него вырвался болезненный стон. Почему она это сделала? Зачем показала, как все могло бы быть, чтобы тут же отобрать обратно? Вряд ли это произошло из-за ее непреодолимого желания переспать с кем-нибудь, хотя Говард мог бы поклясться в том, что Прайс даже не прикоснулся к ней. Может быть, это было наивно, но в ней чувствовалось что-то нетронутое, как бы ни пыталась Конни продемонстрировать свою сексуальную свободу. На его взгляд, она нервничала не меньше него самого, хотя и с меньшими на то основаниями.
Говард нахмурился. То, что Адам не прикоснулся к ней, было вполне возможным. Или же он просто выдает желаемое за действительное? Из слов матери у него создалось впечатление, что преподобный Адам Прайс был типичным консервативным священником. Ханжа, отозвалась о нем мать с гримасой неудовольствия после того, как Говард сказал родителям о том, что они с Конни решили расстаться, и это определение начинало нравиться ему все больше и больше. Однако, что бы ни ожидало Говарда впереди, приятно было верить в то, что Конни не предала его в прошлом.
Но даже если это и так, то теперь все изменилось. Мысль о том, чтобы привезти ее сюда, продемонстрировать эти комфортабельно обставленные, занимающие весь второй этаж апартаменты, потеряла всякую привлекательность. Теперь Говарду не хотелось видеть ее здесь, не хотелось, чтобы образ Конни преследовал его во сне и наяву. Кроме того, разве можно быть уверенным в том, что он удержится и вновь не коснется ее? Пока он считал себя, способным противиться искушению или, по крайней мере, стремился к этому, — впереди виделась цель показать Конни, что она потеряла. Теперь же Говард способен был думать лишь о том, что потерял он, и единственным разумным выходом было покинуть это место и забраться как можно дальше. И все же…
Тяжело вздохнув, Говард присел на широкий подоконник. Способен ли он на это? Сможет ли смириться с перспективой никогда больше не видеть ее? Или никогда больше не побывать с ней в одной постели? Какую бы привязанность ни выказывала она к Прайсу, готов ли он сдаться без борьбы?
Но ты ей не нужен, издевательски говорил ему внутренний голос. Единственной причиной, по которой она допустила тебя до себя, было доказать тебе и себе тоже, что все страхи насчет импотенции были беспочвенны. Конни не хотела мучиться угрызениями совести и сделала все возможное, чтобы загладить вину, и этим поступком лишила его единственной возможности сохранить ее привязанность.
Так что же ему делать? Говард имел почти
Всю дорогу в Лондон Говард пребывал в таком ступоре, что ему было не до мыслей о будущем! К тому же он уже оплатил эти апартаменты и связавшийся с ним агент просил забрать ключи, так что пришлось пользоваться плодами своей собственной глупости. Все планы мести казались теперь полной чепухой. Так почему бы не предоставить Конни самой себе?
Потому, что он до сих пор любит ее.
Говарда охватил гнев. Соскочив с подоконника, он подошел к сложенному из мрамора камину и взял с полки брошенное там письмо с почтовым штемпелем Лхорги, пришедшее на его лондонский адрес вместе с письмом от агента. Письмо было от Леонарда, на нем стояла официальная печать нового президента республики Лхорга, и Дик Корбэт, передавший Говарду письмо за завтраком, был явно заинтригован официальным статусом послания.
— Высокопоставленные друзья, — заметил он, подмигивая жене, и Говард криво усмехнулся. — Что ж… — Дик слегка смутился. — Слава Богу, что ты был знаком с этим парнем! Во всяком случае, тебе удалось остаться в живых, чего нельзя сказать о многих других.
— Да. — Говард, не вскрывая, повертел письмо в руках и поднял взгляд на приятеля. — Но ты ведь не знал этого, когда посылал меня туда. Сказал, что там совершенно безопасно, что президент Алланг держит ситуацию под полным контролем.
— Но я действительно так думал! — Дик бросил на жену умоляющий взгляд. — Я ведь говорил тебе, Флора? Говорил, что этот контракт просто конфетка?
— Конечно, ты был в этом уверен, — поддержала его жена.
Говард знал Флору Корбэт не первый год, если это в ее интересах, она подтвердит все, что угодно. Флора так и не смогла простить того, что на одной из вечеринок он отверг ее авансы, и с тех пор относилась к нему с плохо скрываемым презрением.
— Хорошо то, что хорошо кончается, — добавил Дик беспечным тоном. — Ты ведь здесь, я хочу сказать? К тому же очевидно, что Банга ценит тебя высоко.
— Зато жена нет, — сухо заметил Говард, вскрывая конверт.
Флора Корбэт бросила на него заинтересованный взгляд.
— Что ты говоришь? — с удивлением спросила она, и Говард понял, что совершил тактическую ошибку. — Мне казалось, ты снял апартаменты в такой глуши именно из-за нее. Для того, чтобы Конни могла продолжать работать в своей деревне.
— Как видишь, нет, — спокойно возразил Говард. — Эти апартаменты предназначены для меня, а не для нее.
— Неужели?
Говард, мысленно проклиная самого себя за слишком длинный язык, вытащил письмо из конверта.
Оно было напечатано на машинке, но внизу стояла четкая подпись Банги. Бумага была толстой, дорогой на вид. Скорее всего, бумагу выбирал Алланг, а не Банга, но преемственность должна быть соблюдена.
После обычных любезных выражений, в которых Леонард выражал надежду на то, что его друг полностью восстановил подорванное здоровье, президент перешел к более личным вопросам. Церемония официального введения в должность намечена на конец года, и Банга надеется увидеть на ней Говарда с женой. Он хочет воспользоваться этой возможностью, чтобы выразить свою признательность другу за помощь, способствовавшую поражению Алланга, но более всего желает снова увидеться с ним, познакомиться с его женой и преподнести почетную награду.