Новеллы моей жизни. Том 2
Шрифт:
Маленькая деталь: в буфете продается шоколад «Синяя птица», повторяющий эмблему театра, а также шоколадки, своими нарядными обертками напоминающие ребятам о различных спектаклях. Хорошо, если ребята прячут и эти памятки о посещении своего театра.
Пойдем теперь по большой парадной лестнице вверх, в фойе. Скажу по секрету: один из архитекторов мечтал, что это фойе будет, как сейчас модно, лишено стен, а значит, оно непременно станет вбирать все шумы гардероба и буфета. Но тут пришлось начать настоящую битву: ведь перед тем, как войти в зрительный зал, его посетители должны как-то сосредоточиться, подготовиться к самому главному — восприятию музыки,
А когда наконец наступает время спектакля, ребята на некоторое время застывают во входных дверях, глядя на огромные люстры на потолке, на кресла в зрительном зале, которые поднимаются амфитеатром и похожи на волны моря. Да, на волны моря и по форме и по колориту: если в первых рядах эти кресла с полукруглыми спинками светло-голубые и светло-зеленые, то постепенно, по мере удаления от рампы, их краски сгущаются и доходят до глубоких темно-лиловых тонов. Все это не случайно. Ведь музыка подобна морю, она всегда динамична.
И огромный занавес работы художника Г. Чистова, вытканный из синего материала и серебряной парчи, снова говорит о море, о ладье, на которой плывет известный всем любителям оперы Садко. В руках у Садко — гусли. Он играет и, вероятно, так хорошо поет, что вот уже морской царь, русалки и другие жители дна морского заслушались его музыкой.
Сцена в этом зале не одна — их три. И какие богатые возможности это дает для динамично развертывающегося действия!
Оркестр тоже подвижен. Когда идет опера, он расположен в своей большой оркестровой яме; но в некоторых концертных программах, когда должна звучать только музыка, планшет, на котором расположены музыканты и их музыкальные инструменты, легко поднимается до уровня сцены и оказывается на первом плане.
В антракте многие школьники любят побеседовать о музыке, постараться запомнить услышанные лейтмотивы. И тут они могут пойти в самую, может быть, красивую комнату этого театра. Ее художники — народные умельцы из села Палех, что в Ивановской области, — своими черно-лаковыми шкатулками прославились на весь мир. В этой комнате все стены ярко сверкают поистине волшебными красками на черно-лаковом фоне. Посреди комнаты — концертный рояль, за ним — пианист, который ведет беседы с ребятами.
К хорошо, когда, глядя на солнечного Леля, бело-серебряную Снегурочку на стене, ты слышишь, как «звучат» они в бессмертной опере Н. А. Римского-Корсакова… когда старшие наши посетители любуются панно «Ромео и Джульетта» или «Волшебная флейта», слушая музыку Прокофьева, Моцарта… Есть в Детском музыкальном театре и Малый зал. Конечно, по величине ему не сравниться с тем, в котором идут оперы и балеты (он на тысячу двести мест). Но слушать камерную музыку бывает особенно отрадно в камерном зале, где всего триста мест.
Фойе Малого зала также наполнено художественными произведениями, частично приобретенными в музеях и на выставках, частично специально заказанными нашим театром. Центральное место занимает большое барельефное панно «Рождение музыки». Подолгу стоят наши посетители около скульптуры, посвященной любви к музыке, которая жила в сердце у Владимира Ильича Ленина с самых ранних лет: вокруг рояля, за которым — Мария Александровна Ульянова, — вся семья и тогда еще маленький
Так вся обстановка, вся атмосфера нашего здания наполнена верой в огромную силу искусства, стремлением приблизиться к благороднейшему из искусств — музыке.
Конечно, перед началом строительства этого театра во всех моих поездках по Советскому Союзу и за рубеж я совсем другими глазами смотрела на здания, их обрамление, вещи, не пропускала ни музеев, ни костелов, ни внутренних двориков, ни садовой архитектуры (не скрою, раньше в поездках меня больше всего интересовали люди, а внешние впечатления недостаточно трогали). Сколько высокохудожественного и тематически «нашего» удалось «выцыганить» для нашего театра (кто-то даже в шутку сказал, что цыганская кровь в моих жилах тоже не остывает)!
Огромный ковер в фойе Малого зала, картина-барельеф «Струнный оркестр», да даже… буфет-стойка в этом фойе по-разному, но уникальны, В стойку и места на прилавке вделаны красивейшие жостовские подносы. Объезжая народные промыслы Подмосковья, конечно, установила личный творческий контакт и с Жостовом. Подносы с красной рябиной сделали по моей просьбе, но и другие цветы и ягоды на черном фоне радуют глаз. А как хорошо они «читаются» рядом с огромным окном, где висит сделанная батиком многогранно-единая занавеска работы художницы Н. Девочкиной, которую я «высмотрела» в городе Иванове.
В моем кабинете зарубежные гости не могут глаз отвести от чайного сервиза во главе с розово-голубым фарфоровым самоваром, перекочевавшим сюда из-под Ленинграда и достойным быть в музее. А столик и табурет драгоценной работы палешан будто излучают красно-золотое пламя.
Но… слова бессильны рассказать о том, что хорошо бы увидеть.
К нам сейчас ежедневно приходят экскурсии людей самых разных профессий, послы, сенаторы, гости и журналисты из зарубежных стран. Один, очень важный, из США даже сказал потом по радио: «Я не верю, что страна, создающая такие чудеса искусства и имеющая таких энтузиастов этой работы, может хотеть войны. Если она так ценит радость детей, значит, она по-настоящему верит в будущее. А если это так, значит, она не может хотеть войны».
Когда говорю о нашем новом здании, корнями своими ухожу в самые дорогие, но вечно во мне живущие воспоминания о становлении Художественного театра. Спасибо писателю Н. Д. Телешову. Вот несколько строчек из его «Записок».
«В новом помещении началась и новая жизнь, полная труда, инициативы… Для уяснения взаимоотношений всех его работников, от мала до велика, характерно письмо Станиславского… в цех гардеробщиков, к которым Константин Сергеевич обращается, называя их „дорогими друзьями“.
«…Вы — наши сотрудники по созданию спектакля. Наш МХТ отличается от многих других театров тем, что в нем спектакль начинается с момента входа в здание театра. Вы первые встречаете приходящих зрителей, вы можете подготовить их как в благоприятную, так и в неблагоприятную сторону для восприятия впечатлений, идущих со сцены. Если зритель рассержен, он не в силах отдаваться впечатлению и делается рассеянным и невосприимчивым, если же, войдя в театр, он сразу почувствовал к нему уважение, он смотрит спектакль совсем иначе» [8] .
[8]
Телешов Н. Д. Записки писателя. М., 1966, с. 236.