Новеллы
Шрифт:
Она отвязала от пояса веретено, откинула назад блестящие распущенные локоны и поставила на стол, который нимфы тут же отодвинули от благовонного огня, блюдо с амброзией и хрустальный сосуд с искрящимся нектаром.
Меркурий промолвил:
— Твое гостеприимство, богиня, приятно!
Он повесил жезл-кадуцей на зеленую ветвь платана, протянул персты к золотому блюду и, улыбнувшись, похвалил нектар острова. Насытившись пищей богов, он откинулся назад, прислонив голову к гладкому стволу платана, который своей кроной создавал благословенную тень, и проникновенно заговорил:
— О богиня! Ты вопрошаешь, что привело меня в твои владения. И вполне справедливо. Ведь, не имея на то причины, вряд ли кто-нибудь из бессмертных совершит это путешествие с Олимпа на остров Огигия;
Калипсо прикусила губу, и на ее светлое, безмятежно спокойное лицо пала тень от печально опустившихся густых ресниц цвета гиацинта. Спустя какое-то время, тяжело вздохнув, так, что ее великолепная грудь заволновалась, она промолвила:
— О великие боги! Всемогущие боги! Как вы ревнивы и бессердечны к богиням, которые не скрываются в лесной чащобе или горных расселинах и открыто любят сильных и красноречивых мужчин!.. Ведь того, к кому вы меня приревновали, море выбросило на песчаный берег моего острова нагим, побежденным, голодным, привязанным к мачте разбитого корабля и преследуемого всеми ветрами и молниями, коими располагают на Олимпе. Я же подобрала его, умыла, накормила, полюбила, укрыв от всех напастей у себя, чтобы избавить его навсегда от мучений, болезней и старости. И вот громовержец Юпитер спустя восемь лет, за которые я, точно обвившая вяз виноградная лоза, страстно привязалась к нему, сделав своим избранником и вечным спутником в моей вечной жизни, приказывает мне расстаться с ним. О, как вы жестоки, боги! Вы, которые каждый день множите мятежное племя полубогов, занимаясь любовью со смертными женщинами! Да и как я смогу отправить Улисса на родину, если у меня в распоряжении нет ни кораблей, ни гребцов, ни лоцмана, который провел бы между островами? Но может ли кто-нибудь противиться воле Юпитера? Да будет так, как велит громовержец! И пусть ликуют на Олимпе! Я же научу неустрашимого Улисса, как построить надежный плот, которым он, как бывало прежде, рассечет зеленый хребет моря…
Тут же посланник богов Меркурий поднялся со скамеечки, обитой золотыми гвоздями, взял в руки жезл-кадуцей и, испив последнюю чашу превосходного нектара, похвалил богиню за послушание:
— И хорошо сделаешь, Калипсо! Только исполнив повеление отца-громовержца, можно избежать его гнева. Да и кто осмелится ослушаться? Всезнающий Юпитер всемогущ. Он, как на скипетр, опирается на дерево, цветку которого имя — Порядок. Решения, кои он принимает, даруя добро или зло, жизнь или смерть, всегда справедливы. Вот почему его рука всегда наказует мятежника. За свою покорность, Калипсо, ты станешь любимой дочерью и будешь наслаждаться своим бессмертием спокойно, не ведая интриги превратностей судьбы…
И в тот же
— Да, богиня, — добавил он, — твой остров лежит на пути смелых мореходов, бороздящих зеленые воды. И очень возможно, что не за горами тот день, когда другой герой, оскорбив бессмертных, очутится на мягком песке твоего пляжа, сжимая в объятьях обломок корабля. Зажги поярче маяк на высоких скалах.
И, смеясь, посланец богов спокойно поднялся и исчез высоко в небе, оставив после себя светящуюся полоску, глядя на которую нимфы отложили в сторону работу и, приоткрыв свежие уста, жаждущие поцелуя этого бессмертного красавца, затаили дыхание.
Тогда опечаленная Калипсо, накинув на свои вьющиеся волосы вуаль шафранного цвета, отправилась через поля и луга на берег моря. Шла она очень быстро, и ее туника то и дело вскипала белой пеной вокруг ее округлых розовых ног. Ступала она так легко и неслышно, что неотрывно глядевший на полированную гладь моря благородный Улисс, сжимая черную бороду в своих больших руках и облегчая тяжесть сердца частыми вздохами, не услышал ее приближения. Богиня надменно, чуть печально улыбнулась. Потом, положив на широкое плечо героя свои прозрачные персты, как у розоперстой Эос, матери дня, молвила:
— Не сокрушайся боле, несчастный, не изнуряй себя, глядя на море. Всемогущие и всеведущие боги решили, что ты должен покинуть мой остров, встретиться лицом к лицу с переменчивым ветром и вернуться в свою родную Итаку.
Стремительно, камнем, как коршун с высоты бросается на свою добычу, бросился со скалы, поросшей мхом и лишайниками, изумленный Улисс к ногам богини:
— Истину ли ты молвишь, богиня?..
Она, протягивая к нему свои божественные руки, прикрытые вуалью шафранного цвета, продолжала, в то время как ласковые волны, одна за другой набегая на берег, льнули к ее ногам:
— Тебе хорошо известно, что нет у меня ни судна, на котором ты можешь выйти в открытое море, ни выносливых гребцов, ни лоцмана, что был бы в дружбе со звездами, которые укажут путь… Но я доверяю тебе бронзовый топор моего отца, и ты срубишь им те деревья, которые укажу я. Соорудишь плот и на нем выйдешь в море… Я снабжу тебя бурдюками вина, самой лучшей пищей и призову попутный ветер, чтобы вел тебя в неукротимом море…
Осторожный Улисс тихо отступил, вперив в богиню затуманенный недоверием тяжелый взгляд. Вскинув вверх дрожащую руку, он высказал то, что мучительно тревожило его сердце:
— О богиня, на тяжкие размышления наводит меня твое предложение встретиться лицом к лицу с грозными волнами. Ведь даже большие суда не всегда могут противостоять их силе. Нет, коварная богиня, нет! Я принимал участие в великой войне, в которой боги сражались наравне со смертными, и хорошо знаю их не имеющее границ коварство. И если меня не соблазнило пение сирен, если я сумел пройти благодаря своей хитрости между Сциллой и Харибдой и победить Полифема, что навечно прославило меня среди людей, то разве справедливо, о богиня, чтобы теперь здесь, на острове Огигия, я, подобно неоперившемуся птенцу, желающему вылететь из гнезда, попал в столь незамысловатую ловушку из медоволасковых слов!.. Нет, богиня, нет! Я ступлю на твой необычный плот в том случае, если ты мне дашь нерушимую клятву богов, что ты, взирая на меня столь нежно, не замышляешь верную мою погибель!
Так, стоя на берегу моря, говорил, задыхаясь от гнева, Улисс, самый благоразумный среди героев. Тогда благосклонная богиня засмеялась звонким, переливчатым смехом, подошла к герою и, проведя своими нежными перстами по его густым смоляным волосам, молвила:
— О хитроумный Улисс, ты и впрямь самый лукавый и самый изворотливый среди людей. Тебе даже в голову не приходит, что может существовать бесхитростная и искренняя душа! А я от своего славного отца получила в наследство нежное сердце! И хотя я бессмертна, сочувствую неудачам смертных. Только тебе я поведаю, что предприняла бы я, богиня, если бы судьба повелела мне оставить остров Огигия и пуститься в плаванье по неверным водам моря.