Новенький

— Пап, а люди — они настоящие?

— Малыш, ты и впрямь этого не знаешь, залей тебя вода? Разве у вас в классе Аштарот не рассказывал об этом? Если нет, для чего тогда я плачу им по десять БТЕ [1] за семестр?

— Рассказывал, пап. Но я почти ничего не понял из его объяснений.

— Хм, как бы тебе сказать… Аштарот — он малость… Постой, а что он говорил?

— Он говорил, что люди — настоящие, а мы — нет. И еще: мы существуем только потому, что они верят в нас. То есть мы — это фрукт… какой-то их фрукт.

— Плод их воображения?

— Верно, пап. Мы — плод их воображения. Аштарот так нам объяснял.

— Ну и что тут непонятного? Разве тебе мало этого ответа?

— Слушай, пап, если мы — ненастоящие, то почему мы здесь? Я имел в виду…

— Ладно, малыш. Видно, придется мне самому объяснить тебе это. Но вообще-то не особо забивай себе голову подобными штучками. Они имеют лишь академическую ценность.

— Что значит, «академическую ценность»?

— А то и значит, что к жизни их не особо приставишь. Но знать это надо, чтобы не выглядеть неучем вроде какой-нибудь тупой дриады. Настоящим вещам ты должен учиться на занятиях у Лебалома и Мардука. И не шаляй-валяй, а усердно.

— Ты говоришь про красную магию, одержание и…

— Да, малыш, про них. Красную магию ты должен изучать с особым прилежанием. Ты же — огненный элементаль, понимаешь? Она — твои дрова… Ладно, не будем отвлекаться. Так вот, все топливо, из которого состоит мир, подразделяется на два вида: разум и материю. Это тебе понятно?

— Да, пап.

— Думаю, тебе не надо доказывать, что разум выше материи? Ученые головешки называют разум высшим планом существования. Возьмем, к примеру, камни. Они и подобные им штуки — это чистая материя, то есть низшая форма существования. Люди, так сказать, промежуточная форма. У них есть и то и другое. Тела у них материальные, как и камни, но их поступки направляются разумом. Теперь понимаешь, почему их называют промежуточной формой?

— Кажется, да, пап, но…

— Не перебивай. Есть еще третья и высшая форма существования… это мы. Элементали, боги и те, кого люди по невежеству называют мифическими существами: банши, русалки, африты и луп-гару… словом все-все, кого ты видишь вокруг. Мы выше.

— Но если мы — ненастоящие, как тогда…

— Помолчи, бестолочь. Мы выше, поскольку являемся чистым разумом, понимаешь? Мы — порождение чистого разума, малыш. Вся разница лишь в том, что люди эволюционировали из безмозглой материи, а мы эволюционировали из людей. Можно сказать, они нас породили. Теперь понятно?

— Вроде, понятно, пап. А что, если они перестанут в нас верить?

— Не бойся, не перестанут. Всегда были и будут те, кто верит в нас, и этого достаточно. Разумеется, чем больше людей верит в наше существование, тем сильнее становится каждый из нас. Нынешнее старичье вроде Амон-Ра и Бел-Мардука — наглядный тому пример. Они состарились и одряхлели, потому что сегодня у них нет настоящих последователей. А когда-то, малыш, они были важными шишками. Помню, какие заварушки устраивал Бел-Мардук на Гарпиях. [2] А сегодня — еле ковыляет, без палки шагу ступить не может. Или вот Тор. Малыш, ты бы слышал, какой гвалт он подымал всего несколько веков назад.

— Пап,

— Как тебе сказать… теоретически, да. Но у нас всегда есть спасительный фитиль. Существует такая порода людей, которая верит всему. Точнее, сомневается в своих сомнениях. Они — ядро нашего существования. Тебе знакомо это слово? Пусть все потешаются над каким-нибудь устаревшим верованием, обязательно найдется хотя бы несколько человек, которых сжигает искорка сомнения. А этого нам достаточно.

— Пап, а что будет, если люди породят новое мифическое существо? Оно тоже окажется здесь и будет жить среди нас?

— Конечно, малыш. Именно так мы все здесь и появились; кто раньше, кто позже. Вот, например, полтергейсты. Они — еще новички. И вся эта эктоплазма, что плавает вокруг и только мешает ходить, — тоже новая. Или взять, допустим, Поля Баньяна. [3] Ты ведь знаешь этого великана? Он у нас совсем недавно, каких-нибудь сто лет, так что он немногим тебя старше. Здесь полно новых обитателей. Разумеется, они не сразу появляются; одних надо просто позвать, других вызвать заклинаниями. Но рано или поздно мы всегда узнаём, кто у нас в новых соседях.

— Подходяще ты мне все растолковал, пап. Спасибо. Тебя я понимаю куда легче, чем Аштарота. Он вечно сыплет длинными мудреными словами: «трансмогрификация» или «суперактуализация», а толку никакого.

— Ну вот и отлично, малыш. А теперь ступай играть. Только больше не води к нам своих дружков из водных элементалей. От них в доме такой пар поднимается, что собственного носа не видно. И вообще я сегодня жду важного гостя.

— Кого, пап?

— Ко мне обещал зайти Дарвет, верховный огненный демон. Сам понимаешь, такие гости каждый день не являются. Потому я и хочу, чтобы ты не мешался под ногами.

— Ну, пап! А мне что, нельзя?

— Нет, малыш. У нас с ним будет серьезный взрослый разговор. Он тут заарканил одного человечка, а это дело тонкое и деликатное.

— Как это, «заарканил одного человечка»? Зачем ему человек?

— Чтобы устраивать пожары в мире людей, зачем же еще! Дарвет намерен по-настоящему заняться его воспитанием. Он говорил, что постарается не допустить прежних ошибок, как тогда с Нероном или с коровой миссис О’Лири. [4] На этот раз у него просто грандиозный замысел.

— Пап, мне что, совсем нельзя посмотреть?

— Позже, сынок. Сейчас-то и смотреть пока не на что. По меркам людей, этот человек — совсем младенец. Но у Дарвета потрясающее чувство предвидения. Он собирается, как говорят у людей, буквально с пеленок воспитывать этого парня. Конечно, придется потратить годы, зато потом, когда все произойдет, можно будет поджаривать небеса.

— Но тогда-то ты разрешишь мне посмотреть?

— Разумеется, малыш. А теперь — марш на улицу. И держись подальше от замороженных великанов. Понял?