Новичок 5. Кубок Канады 1989, часть вторая
Шрифт:
Там меня ждал и Асташев. И, судя по виду тренеров, разговор мне предстоял неприятный.
— Саша, — начал главный тренер сборной, когда сел в свое кресло и раскурил сигарету. Несмотря на хорошую погоду, окна были закрыты, и за свежий воздух и нормальную температуру отвечал чуть слышный кондиционер Дайкин. — Мы с Александром Александровичем вчера имели очень неприятный разговор касательно тебя. Товарищ Мироненко не поленился и лично приехал в Новогорск.
Да что ж такое! Опять этот комсомолец-переросток! Никак он от меня не отстанет. Но сейчас-то, что ему надо?
—
— Товарищ Мироненко настоятельно рекомендовал исключить тебя из состава сборной. И он привел несколько, на его взгляд, убедительных доводов. Я, честно сказать, даже удивлен, насколько крепко ты, Семенов, засел у него в голове.
— Вот как? — удивился я. — И что это за доводы?
— Там целая сборная солянка, начиная от аморалки и заканчивая тягой к буржуазной роскоши, и неуплатой комсомольских взносов.
— Интересно, и в чем Виктор Иванович увидел аморалку на этот раз?
— Вот в этом, — сказал Тихонов и достал из ящика стола номер Star Tribune, практически полностью посвященный победе «Миннесоты» в кубке Стэнли. Ну, и само собой, мне, как одному из главных ее творцов.
И на второй полосе я увидел фотографию с одного из матчей. А именно игра с «Торонто», в которой я забросил сотую шайбу. И, почему-то, для статьи автор выбрал фотку, где мы с Беккой целуемся на льду. Я даже и не помню, что моя рука во время этого поцелуя лежала сильно ниже спины моей девушки.
Ну да, с точки зрения травоядного СССР, где секса, как известно, не было — это жутко аморальное поведение. Поцеловать девушку на публике! Ужас какой! То, что это она, вообще-то, придумала, конечно, оставалось за скобками.
— Не вижу в этой фотографии никакой аморалки. Мы с Беккой, так зовут девушку на фотографии, встречаемся, и она даже хотела полететь со мной в Нижний Тагил знакомиться с моими родителями. Я с ее семьей давно знаком. В чем проблема-то?
— Проблемы тут нет, для тебя или для нас, Саша, — ответил Тихонов, — а для твоего личного недоброжелателя, я бы даже сказал, врага — это отличный повод для очередной нападки в твой адрес.
— А с чего он вообще уцепился за эту газету? Никогда бы не подумал, что товарищ Мироненко выписывает газету из Миннеаполиса. Да и как он может это сделать? — задал я риторический вопрос.
— Ты все время забываешь, что такое ВЛКСМ. Сейчас, конечно, уже не то, что раньше, но все равно — это могущественная и влиятельная организация с миллионами членов. И я так думаю, что товарищу Мироненко про тебя напомнил какой-то карьерист, желающий выслужиться.
— Это как? — я поймал себя на мысли, что все время удивляюсь во время этого разговора.
— Виктор Васильевич, — встрял в разговор Асташев, — тут лучше я. Саша, помнишь, ты мне рассказывал, что выиграл на матче всех звезд машину?
— Конечно помню, с головой у меня все в порядке. Новый Форд Таурус. Я его отцу отправил, мне работники нашего консульства помогли. По-моему, как бы не товарищ Каменев, лично. Это генеральный консул, — нашел я необходимым добавить.
— Да, все верно. Дело это
— Это я знаю, — отцу и правда позвонили вчера и сообщили эту неожиданную новость. Я когда с ним по телефону разговаривал, еще порадовался тому, что родители будут ездить по Нижнему Тагилу на такой уникальной тачке. Видимо, зря. Я по прежнему не очень понимаю, причем тут Мироненко и машина, которую я отправил родителям, — сказал я.
— А при том, что это достаточно роскошная машина по советским меркам, — вообще-то, сейчас, Таурус по любым меркам очень хорошая машина. — Это отрыжка буржуазного образа жизни и проявление чуждого всем сознательным советским гражданам индивидуализма, — как-то даже напыщенно сказал Асташев, а потом, когда поймал мой непонимающий взгляд, добавил. — Что ты на меня так смотришь? Это не мои слова. Именно это нам товарищ Мироненко и сказал. И, для особо непонятливых, переведу на обычный русский язык, не по чину твоему отцу такая машина. У самого Мироненко служебная Волга хуже. Вот он и бесится. И, как вишенка на торте, Саша, то, что Виктор Иванович на полном серьезе будет требовать от тебя уплату членских взносов. Он нам с Виктором Васильевичем это уже озвучил.
— Да, — добавил Тихонов. Я его, конечно, послал далеко и надолго с аморалкой. Вся эта история яйца выеденного не стоит. История с машиной тоже из пальца высосана, конечно. А вот членские взносы в комсомол тебе, видимо, придется заплатить. Тут закон полностью на стороне товарища Мироненко.
— Ну, надо так надо, — легко согласился я, — не вижу в этом никакой проблемы. Тем более, что и правда я из комсомола не выходил, — правда, я в него и не вступал, но не скажешь же об этом, — так что, действительно, надо заплатить. Сколько это получается?
— Полтора процента от зарплаты, если она больше ста пятидесяти в месяц. Ты в своей Америке ничего не платил целый год. Вот и считай, — сказал Асташев.
— Так, Сан Саныч, думаю, что дальше вы сможете решить все в другом месте, — добавил Тихонов, — забирай этого комсомольца, подбей с ним его бухгалтерию, а потом решите вопрос, как Семенову заплатить. Все, идите. И ты особо не переживай, — это персонально мне, — ничего тебе Мироненко не сделает, в любом случае. У него и в прошлом году ничего не получилось, а теперь так вообще. Ты слишком много денег приносишь стране, чтобы какой-то там первый секретарь комсомола тебе палки в колеса вставлял.
В общем, вместо дневной, а потом и вечерней, тренировок, мне пришлось решать нетривиальную задачу. Полтора процента от моего первого контракта на миллион составили внушительную, по любым меркам, сумму. Девять с половиной тысяч рублей. Все отговорки на тему того, что вообще-то на руки я получил куда меньше, в расчет не принимались.
Конечно, у меня таких денег в Новогорске не было. Везти валюту в СССР смысла никакого не было, поэтому я, как и полагается нормальному спортсмену, как следует отоварился перед возвращением домой. Ювелирка, техника, часы, набор, в принципе, стандартный.