Новиков
Шрифт:
Занавес качнулся. Екатерина не удивилась — Иван Шувалов должен был тайно участвовать в этом свидании. Наверное, и Петр Шувалов прятался вместе с ним за складками парчовых полотнищ.
На туалете Екатерина увидела свернутые в трубку бумаги. «Письма», — сообразила она и, как было задумано раньше, с плачем бросилась на колени перед Елизаветой.
— Ваше величество, отпустите меня домой, здесь я всем не мила!
Елизавета казалась более огорченной, чем разгневанной.
— Как же мне отпустить тебя? — сказала она со слезами на глазах. — Вспомни,
— Дети мои у вас на руках, — с живостью ответила Екатерина, — им нигде не может быть лучше, и я надеюсь, что вы их не покинете! »
— Конечно, нет. Но что подумают при дворе и в Европе, узнав, что я тебя отпустила?
— Объявите, чем я навлекла на себя вашу немилость и ненависть великого князя.
— А чем ты будешь жить у своих родственников?
— Тем же, чем жила и прежде, когда не имела чести быть вызванной в Россию.
— Кто там у тебя остался? — спросила Елизавета. — Твоя мать в бегах, она живет в Париже и, надо сказать, мотает деньги без счету.
— Но ведь прусский король преследует мою мать за ее приверженность к интересам России и к своей дочери, — возразила, плача, Екатерина. Она поняла, что нашла верный тон и сумела парировать укол.
— Встань же, — сказала Елизавета, — а то я буду сердиться.
Екатерина повиновалась.
— Бог свидетель, как я плакала о тебе, когда ты заболела по приезде в Россию. Если бы я тебя не любила, я отпустила бы тебя в то время.
Императрица оправдывается перед ней!
Екатерина принялась благодарить государыню, уверяя, что ее доброта превосходит все на свете. Однако тут же получила острую дамскую шпильку от собеседницы.
— Ты чрезвычайно горда. Вспомни, как однажды в летнем дворце я подошла к тебе и спросила, не болит ли у тебя шея. Ты мне едва поклонилась, конечно, из гордости.
— Боже мой! Это было четыре года назад! Неужели ваше величество помнит этот случай! Чем же я могу гордиться перед вами?
— Ты воображаешь, что нет на свете человека умнее тебя, — сказала императрица и отошла к Петру Федоровичу и Александру Шувалову. Они громким шепотом начали говорить Елизавете в оба уха. Екатерина услышала фразу мужа: «Чрезвычайно зла и чересчур много о себе думает», — и громко ответила ему:
— Я рада сказать в присутствии ее величества, что действительно очень зла против тех, которые советуют вам делать несправедливости.
— Ваше величество, — залопотал Петр, — видите сами, какая она.
Елизавета знала цену своему наследнику и в записках Разумовскому именовала его «проклятый мой племянник». Подойдя к Екатерине в упор, она сказала:
— Ты мешаешься во многие дела, которые до тебя не касаются. Я не смела этого делать во времена императрицы Анны. Как ты могла посылать приказания фельдмаршалу Апраксину?
Долгим кружным путем подходила Елизавета к главной теме разговора и, наконец, добралась до нее. Политическая интрига — вот в чем была соль!
Екатерина, ломая руки, клялась, что никаких приказаний она Апраксину и не думала
Императрица, глядя на нее, невольно вспомнила свой последний разговор с российской правительницей Анной Леопольдовной. Тогда она сама тоже все отрицала и заставила поверить себе. Неужели перед нею стоит женщина, которую нужно бояться? Счастье, что догадались арестовать Бестужева! Вдвоем они были бы очень опасны. Да в придачу к ним Апраксин — глуп, вороват, ленив, но ведь в его руках армия.
— Как ты можешь отпираться, когда твои письма лежат на моем туалете? — презрительно сказала Елизавета.
— Ах! — воскликнула Екатерина. — В самом деле, я трижды писала Апраксину, зная, что мне вообще запрещено посылать письма кому бы то ни было. Но ведь это были обычные поздравления, и лишь в одном письме я просила фельдмаршала аккуратно выполнять ваши приказания и вовсе не давала ему своих.
— Бестужев говорит, что писем твоих было много.
— Если Бестужев говорит это, он лжет.
— Посмотрим, — сердито сказала Елизавета. Разговор возбудил в ней беспокойство. — Бестужев обличает тебя, и я велю его пытать.
Угроза не испугала Екатерину. Она видела, что императрица точными сведениями не располагает.
— Как угодно будет вашему величеству. Так или иначе я писала Апраксину только три письма и содержание их вам ведомо.
Наступила пауза. Воспользовавшись ею, Петр Федорович бросился на Екатерину со своими упреками. Он болтал вздор, не замечая хмурого взгляда императрицы, повторяя, что согласен отпустить Екатерину, но не может жить один, что ему придется снова жениться и он знает, кого ему следует взять и кто будет лучше гордячки Екатерины.
Александр Шувалов переглянулся с императрицей. Было очевидно, что Петр говорит о Елизавете Воронцовой и что он вряд ли мог выбрать более неудачную обстановку для своей болтовни. Выдвижения Воронцовых во главе с Романом Михайловичем, отцом фаворитки великого князя, Шуваловы допустить не могли и не хотели. Думая очернить Екатерину, Петр спасал ее.
Екатерина спокойно защищалась от бессвязных нападок мужа. Императрица снова убедилась, как нескладны речи ее племянника, и оценила выдержку Екатерины. Она подошла к ней и вполголоса сказала:
— У меня много еще о чем говорить с тобой, но сейчас не могу, вы еще больше рассоритесь.
— Мне крайняя нужда открыть вам мою душу и сердце, — шепотом отвечала Екатерина.
Она твердо знала, что грозу удалось отвратить, и легкой походкой вышла из комнаты вслед за мужем.
2
Между тем война с Пруссией продолжалась. Союзники — Австрия, Швеция, Франция, Россия — были недовольны друг другом, не рисковали деньгами и солдатами. Фридрих, отлично осведомленный о раздорах в стане противника, искусно лавировал и находил пути к спасению. Частные цели, которые преследовались каждым союзником, мешали достижению общей — разгрому Фридриха II.