Новое место жительства

Верещагин Олег Николаевич

— Ты свою-то комнату смотрел? — как ни в чём не бывало спросила тем временем она, быстро и не глядя нарезая что-то на разделочной доске.

— Н–нет… — ответил я. Не признаваться же было, что я просто не дошёл до неё, а чемодан и сумку положил около той двери, через которую вышел в сад? Тётя Лина вдруг засмеялась:

— Ладно, хорошо, сейчас поедим, и я тебя провожу, потому что сам ты всё равно её не найдёшь — заблудишься ещё! А сейчас иди лучше помойся — умывальник вон в ту дверь и налево, там твоё полотенце, сразу увидишь. Там и душ есть, но вода только холодная, а колонку тебе лучше пока не зажигать. Я тоже тебе потом покажу — как.

Совмещённый санузел — так это, кажется, называется —

меня не смутил и не возмутил. Я вообще искренне думал, что туалет будет на улице, поэтому чистая и большая кафельная комната с лёгким запахом хлорки, в которой стоял унитаз, отделявшийся непрозрачной полиэтиленовой занавеской от душа, оказалась выше моих ожиданий. «Колонка» — прямоугольный белый ящик с ручками и окошком — мне в принципе была понятна, тут не имелось центрального снабжения горячей водой, будь добр сам греть… но зажигать её я и правда не стал, да и душ не стал принимать, а просто умылся как следует и вымыл руки. Моё полотенце и правда было «моё» — его помечала вышитая чёрным по белому ясная надпись:

ВЛАДИК

Я с минуту, не меньше, тупо смотрел на эту надпись — и взгляд отвёл, честное слово, с усилием…

…Когда я вернулся в столовую, то на столе уже стояло то, что тётя Лина называла «завтраком». Я знаю, что почти всех на Западе раздражает, как едят русские. Вместо того, чтобы съесть утром лёгкий салатик с чашечкой кофе и булочкой, «они лопают так, как будто к полудню исчезнут все продукты на планете Земля!» (это моя мать так говорит). Но я как раз ничего против таких завтраков не имею. Очевидно, и тётя моя тоже придерживалась такого мнения, потому что кроме салата (того, что у нас называется «салатом вообще» — подсолнечное масло, соль, варёные вкрутую яйца, огурцы, помидоры и майонез) и чая (не кофе) с какими-то пышками было ещё картофельное пюре со здоровенными кусками жареной свинины и маринованными грибами.

Когда я поел, мне захотелось спать. Сильно захотелось, просто-таки вышибало в сон. Две ночи в поезде — это совсем не так романтично, как может показаться, тем более, что ночи были дурные. Да и потом — мне и всегда-то по утрам хочется спать, я «сова», а для нашего — человеческого, в смысле — ритма жизни это мука мученическая. Мне было стыдно, но тётя Лина, кажется, заметила моё состояние и, как только я отвалился от стола, сказала:

— Ну, пойдём, я тебе покажу твою комнату. И вот что, Владик… — она оперлась рукой на стол, помедлила, как будто что-то решая. — Эта комната действительно твоя. Вся, целиком. Если ты захочешь там что-то переставить или поменять — это твоё дело.

— Спасибо, — пробормотал я.

И разозлился на себя — что-то слишком часто она заставляет меня смущаться!..

…Комната оказалась почти квадратной, небольшой, с двумя окнами в боковых стенах, оклеенных зеленовато–золотыми обоями — кажется, недавно, может даже, к моему приезду. Одно окно выводило в сад, другое — в пустынный переулок, пыльный и жаркий. Окна были странные, старинные — с переплётами в виде буквы Т и маленькими форточками, непривычные. Тётя Лина показала рукой вокруг:

— Ну вот, это всё твоё. Ты размещайся, а я пойду, я хоть и отпросилась на сегодня, но ведь практика в школе начинается у восьмого и десятого классов, надо глянуть. Ты не против?

— Нет, конечно, идите, — поспешно сказал я, про себя подумав, что это как раз то, что надо. Очень захотелось остаться одному и как-то… что ли… разобраться в том, что случилось, или… или, может, просто отдохнуть?

— Ну вот и хорошо, — она кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь.

Если честно, я хотел завалиться сразу. Но неразобранные вещи не дали бы мне спать нормально, и я начал раскладываться, заставляя

себя привыкнуть к мысли, что это и правда моя комната и я тут проживу ближайший год. Получалось не очень, но всё-таки… Заметили — стоит разложить вещи где-то, и это место сразу начинаешь ощущать, как «своё»? Или если где-то поесть… Вот и сейчас я «метил территорию», лихо разбрасывая своё добро по казавшимся мне подходящими местам.

В комнате было не слишком много мебели — кровать, тумбочка возле неё, стол у окна (того, которое в сад), стул, кресло, да большой шкаф. Шкаф оказался для моего барахла именно что слишком большим, да это и понятно, я взял с собой минимум. Даже если не повыкидывал бы тишком навязанное — всё равно… Отдельно и особо я разложил цифровой фотик «кэнон» с 40–кратным объективом, свою читалку, МР–тришник на 16 гигов, веб–камеру… А под моим новеньким ноутбуком, купленным прямо перед поездкой, в сумке неожиданно оказался толстый конверт с надписью маминым почерком — я его видел нечасто, но знал: «Отдашь сестре семьдесят пять купюр, остальные — карманные тебе.» Я заглянул — там и правда были купюры, ровно сто по сто евро. Выходило, что на меня выделили где-то по двадцать четыре тысячи рублей в месяц, плюс столько же — чисто карманные. Обычно я получал «на карман» шесть тысяч в месяц. Поздравив себя с поднявшимся рейтингом, я швырнул конверт в шкаф так, что он смялся… и подумал, что тут, наверное, средняя зарплата такая — восемь тысяч. Хотя я себе и не представлял, как взрослый человек может жить на такие деньги.

Тяжело дыша — почему-то стало плохо, меня даже затрясло — я взял конверт, аккуратно сложил деньги, отсчитал семьдесят пять сотен, отложил в сторону, остальные сунул в конверт и спрятал его среди вещей. Думать становилось окончательно лень. Я заставил себя окончательно распихать вещи по местам, какие приглянулись, разделся, поменял трусы, опять-таки заставил себя сложить одежду нормально, аккуратно свернул покрывало и одеяло. Всё — и покрывало, и одеяло, и бельё — были новенькими, свеженькими, чистенькими. От постели пахло лавандовыми духами, как от одной девчонки–шведки, с которой я зимой познакомился а Альпах. На морозе от неё ничем не пахло, но, как только мы заходили в тёплое помещение, как по нему тут же распространялся этот запах. Обалденный запах… Я перестал заставлять себя разлеплять глаза, влез ощупью под простыню, глубоко вздохнул и… поймал себя на том, что не сплю и смотрю в потолок.

Я проснулся так же, как и уснул — незаметно. Часы, которые я так и не снял — я по–старинке носил их, предпочитал мобильным не пипикать, выглядывая время — показывали, что почти два, я проспал около пяти часов. В доме было тихо–тихо, снаружи иногда доносились какие-то звуки — то собака лаяла, то фырчал автомобиль, то звякал велосипед. Но эти звуки были такими редкими, что я почти испугался. Шум сопровождал меня всю жизнь — в той или иной форме. Только в турпоходах я вспоминал, что бывает тишина. Но турпоходы — это лес. Не город.

Повернувшись на бок, я дотянулся до тумбочки. На моём телефоне была СМСка от матери — а я и не услышал, как она пришла, так спал! Первая за эти дни. Я прочитал, высвободив руку из-под покрывала и дотянувшись до мобильника. Ну конечно. Долетела позавчера, была занята, извещает и целует. Привет сестре. В смысле, тёте… Кстати, а тётя где?

Поднявшись, я поискал тапочки, не нашёл, конечно, влез в приготовленные заранее бермуды и отправился по дому босиком. Смешное было ощущение. Всю жизнь под ногами в помещениях у меня были либо пластик, либо дорогущий паркет. А тут оказались гладкие некрашеные доски (тёплые!!!) или длинные коврики… а, половики они называются (мягкие, шелковистые какие-то…). Честное слово, это было смешно — смешно и интересно.