Новое платье королевы
Шрифт:
Но даже повседневной суете яркое освещение придавало какой-то праздничный оттенок. Вдруг оказалось, что рейсовые даблдеккеры, казавшиеся в обычные дни грязно-кирпичными, — на самом деле ярко-алые. Частные же аэропилы, бабочками порхавшие во всех направлениях, словно задались целью перещеголять своих живых прототипов яркостью раскраски.
Наш путь пролегал в так называемой «зеленой зоне», существенно выше той, что предназначена для частного транспорта. Здесь могли перемещаться лишь аппараты, обладающие специальными пропусками, и наперерез сунувшемуся было следом за нами ярко-синему моноплану тут же скользнула хищная черно-белая сигара патрульной
Прошли те времена, когда небо над Лондоном было равно доступно всем, способным в него подняться. Человек приносит свою систему иерархии в любую стихию, которую ему удается освоить. Казавшиеся когда-то безбрежными моря и океаны ныне расчерчены судоходными фарватерами, еще не так давно бывшее совершенно свободным воздушное пространство жестко размечено летными коридорами и зонами доступа. И я уверен, что если (а вернее будет сказать — когда) эксперименты инженера Лося или профессора Кейвора увенчаются успехом — то и кажущиеся нам сейчас совершенно безграничными волны космического эфира тоже будут жестко поделены на орбиты и летные коридоры.
Но поразмышлять над тем, какие изменения приносит человек в подвластную ему природу, мне толком не удалось — биплан уже пикировал на посадочную площадку над Букингемским дворцом…
Гардеробная представляла собой небольшую прямоугольную комнату. Одну из ее длинных стен целиком занимали платья в чехлах, противоположную делили между собой большое окно и не менее внушительное зеркало. По причине солнечной погоды окно было открыто. В углу у зеркала стояли три ростовых манекена, один из которых был облачен в платье из серебристо-белого шелка. Почти у самого окна располагались накрытый бархатной скатертью круглый стол и два пуфика, на столе лежали десять пустых черных футляров с открытыми крышками.
В комнате имелось две двери — на противоположных друг другу коротких стенах. Та, что слева от окна, двустворчатая, с фигурной резьбой — вела в большую залу. Вторая — маленькая и неприметная, справа от зеркала — в крохотный чуланчик, где находился столик с телеграфным аппаратом. На пуфике рядом со столиком сидела заплаканная девушка в форме старшей горничной, на нас с Холмсом она взглянула с ужасом, и тут же снова залилась слезами. Кроме нее в чуланчике находился молодой человек неприметной наружности, одетый в штатское платье, но с той профессиональной неловкостью, с каковой умеют носить его только представители определенных служб. Он смотрел на нас крайне подозрительно, но из-за того, что предполагавший нечто подобное Холмс заранее озаботился личным присутствием рядом с нами шефа дворцовой СБ, молодой человек согласен был терпеть наше общество и даже быть в некотором роде любезным.
Холмс не стал допрашивать подозреваемую, предпочтя сначала осмотреть место преступления. Он вынул из кармана рулетку и большую круглую лупу, после чего бесшумно заходил по комнате, то и дело останавливаясь или опускаясь на колени. Особого его внимания удостоились вовсе не пустые футляры — хотя и их Холмс обследовал довольно тщательно, разглядывая и вымеряя какие-то только ему видимые следы на бархатной скатерти. Но куда больше его заинтересовало стоящее на подоконнике блюдце с какой-то белой кашицеобразной массой — Холмс тщательно
— Во дворце есть кошка?
— Как можно, сэр?! — воскликнула шокированная миссис Тревер. — Конечно же нет! У Её Величества аллергия!
Мистер Гастон, откашлявшись, подтвердил, что во дворце нет и быть не может никаких кошек. Почему-то эти слова заставили моего друга рассмеяться.
— Ну что же, — сказал он. — Тем лучше.
И с этой загадочной фразой он вдруг лег животом на подоконник, почти наполовину высунувшись из окна, и завертел головой, словно пытаясь разглядеть что-то в саду или на стене.
— Дохлое это дело, сэр, — буркнул в рыжую бороду мистер Гастон, краснолицый господин весьма внушительного вида. — Если будет вам интересно, так мы это первым делом проверили. Стена совершенно гладкая, ни один акробат по ней не заберется, следов от лестницы на газоне нет. С крыши спуститься тоже никто не мог, во всяком случае — незамеченным, там как раз рядом пост охраны. Окно на третьем этаже не открывалось, судя по пыли, дня три. Нет, этим путем сообщник уйти не мог, да и придти тоже, если только на крыльях — но и тогда оказался бы замеченным охранником с крыши. Просто человек-невидимка какой-то, право слово!
Но Холмс не обращал ни малейшего внимания на это бурчание, он словно вообще позабыл о том, что находится в комнате не один — метался от окна к столу и обратно, измерял расстояние между какими-то совершенно незаметными мне следами, один раз даже лег на пол. Потом отбил какой-то запрос на карманном телеграфе — не слишком сложный, поскольку ответ пришел почти сразу. Плохо воспринимая телеграфный текст на слух, я успел разобрать только что-то о времени восхода солнца, что сделало лично для меня ситуацию еще более запутанной. Холмс же, наоборот, остался удовлетворен полученным ответом.
— Ну что же, господа, — произнес он с чрезвычайно довольным видом. — Я готов представить вам вора. Но для этого мне понадобится некоторая помощь. Миссис Тревер, буду вам крайне признателен, если вы пригласите сюда ту девушку, что обнаружила пропажу, и также помощника садовника, с которым она разговаривала. Его вы найдете в саду, у старого бука, если поторопитесь. И прихватите с собою пару гвардейцев.
Одним из качеств, позволяющих миссис Тревер идеально справляться со своими обязанностями, было четкое осознание ею того, при какие обстоятельствах спорить, требовать объяснений и настаивать на своем вполне уместно — а при каких следует просто молча кивнуть и исполнять то, что было приказано. Вот и сейчас ей хватило секунды на то, чтобы оценить обстановку, кивнуть и поспешно покинуть гардеробную.
Наученный многими годами общения со знаменитым детективом, я молча ожидал близящейся развязки. Мистер Гастон оказался вовсе не таким терпеливым.
— И что же это вы тут такого углядели, а, мистер? — скептически осведомился он у моего друга. — Сад был обыскан сразу же, как только стало ясно, что в гардеробной ничего нет. Там как раз под окнами свежевскопанная клумба, на ней никаких следов. Пуговицы слишком легкие, их невозможно кинуть далеко. Да и зачем тогда тратить время и вынимать из футляра? Впрочем, эта девица даже футляр не смогла бы бросить так, чтобы он не упал на клумбу! Помяните мои слова, мистер, у этой тихони наверняка был сообщник во дворце, вместе с которым они и провернули это дельце. Эти тихони — они всегда такие…