Новогодний Подарок
Шрифт:
– А если серьезно?
– Серьезно… Я считаю, что связывать свою жизнь надо только с тем человеком, без которого ты не мыслишь себе дальнейшей жизни, без которого сердце твое останавливается и ты перестаешь дышать, и которому ты доверяешь даже больше, чем себе – когда тебя предают любимые это так больно, что даже жить не хочется. Такого человека я не встретила – поэтому холостая.
– Значит, мне повезло, а насчет предательства мне ли не знать о нем, – Дорохов вздохнул – страшно хотелось курить.
Но Инна истолкована его вздох по-своему и погладила
– А родители твои живы? – хрипло спросил он, выторговывая для себя небольшую передышку.
– И родители, и две бабушки, и два дедушки. У меня есть еще младшая сестра Галина – только знакомить я тебя с ней не буду.
– Почему?
– Она моложе и красивее меня: талия у нее тоньше и ноги длиннее. Ты не знаешь, почему младшие сестры вырастают всегда такими высоченными и ногастыми?
Дорохов покачал головой и подумал:
«– А может быть так и надо вести себя после всего случившегося: не признаваться в любви, не петь дифирамбы друг другу, не строить несбыточные планы на совместное будущее, а просто быть вместе столько, сколько отмерено, говорить о пустяках и быть счастливыми оттого, что Судьба подарила нам это время…»
– А вот у меня родителей нет, – без предисловий начал рассказывать о себе Дорохов. – Сначала отец умер, потом мать – я тогда по гарнизонам мотался и взять ее к себе никак не мог, но деньги посылал. И письма писал, и в отпуск ездил только к ней – теперь понимаю, что мало всего этого было, а тогда казалось…
– Молодые жестоки к старикам, – согласилась Инна и отвернулась, чтобы не смущать его своим пристальным взглядом.
– Мне почти тридцать семь, разведен, детей вроде бы нет… Полковник, вернее, бывший полковник ГРУ.
– Так вот почему ребята из охраны так заботливо тебя отряхивали от снега – начальство берегли.
– А они отряхивали? – удивился Дорохов.
– И отряхивали, и за ноги из собачьего лаза тащили.
– А ты не врешь? – не поверил «бывший полковник». Инна замотала головой – мягкие шелковистые волосы щекотали лицо Дорохова, но он стойко терпел. – Что-то я этот момент плохо помню.
– Возможно, потому что я огрела тебя сковородкой по голове, – прыснула Инна в ладошку. – Подумала, воры в дом лезут – вот и расстаралась.
– А я все гадаю: отчего у меня голова, как чугунная.
Инна погладила Дорохова по голове и, как маленького, поцеловала в лоб, приговаривая:
– У кошки болит, у собачки болит, у Сереженьки заживет! Почему ты не позвонил в дверь, как все нормальные люди?
– Думал никого нет в доме, а ключи не нашел, – оправдывался Дорохов, хотя никогда не оправдывался перед женщинами – даже если был виноват со всех сторон. – Один раз я так уже делал, только тогда лето было и в собачьем лазе я не застрял, а сейчас про дубленку забыл… А знаешь, Инн, меня со службы турнули, – рубанул
– А ты растратил? – в лоб спросила Инна, не признавая окольных путей.
– Нет. Конечно, взятки и откаты давал – без этого сейчас никак нельзя: все хотят хорошо жить.
– И себе брал?
– Брал, – честно признался Дорохов, и Инна ему сразу же поверила, что брал, но «не растрачивал». – Но в разумных пределах, конечно, – на свою квартиру три года копил, да и то не хватило, крестный одолжил.
– Тогда кто растратил?
– Не знаю.
– Не зна-аю! – передразнила Инна и, приподнявшись на локте, сочувственно заглянула в глаза Дорохову. – А выяснять не пытался?
– Пытался, но факты против меня.
– Неоспоримый факт для тебя должен быть только один – ты не растрачивал! – все остальные «факты» подлежат сомнению и проверке.
– Я служил в серьезной организации – там ошибок не бывает.
– Значит, они правы – ты растратил.
– Нет. Не растрачивал, – набычился Дорохов.
Инна засмеялась и потормашила «бывшего полковника» за плечи.
– Ты себя слышишь, Сереж? В этой ситуации либо врешь ты, либо врут они – третьего не дано! Вопрос в том, будешь ли ты отстаивать свою правоту. Лично меня мнение других людей мало волнует – главное для меня собственная внутренняя уверенность и сознание своей правоты, а как поступишь ты – тебе решать, вмешиваться я не буду. Военная служба, наверно, очень отличается от гражданской – там свои правила, свои порядки.
– А ты права! – Дорохов сел на кровати и сжал кулаки. – Либо вру я, либо врут они! Но я точно знаю, что я не вру… Надо бы все еще раз проверить… – он посмотрел на сигареты и вздохнул – полцарства за сигарету!
– Ладно уж, иди – кури, – засмеялась Инна и подтолкнула Дорохова к краю кровати. – Я тебя подожду.
Натянув брюки на голое тело, Дорохов вышел из комнаты, немного постоял в коридоре и спустился по лестнице в прихожую. Сунул ноги в ботинки, надел дубленку на голый торс, нахлобучил шапку и осторожно вышел из дома.
Огромный черный тупомордый джип, спрятавшись под рыхлыми снежинками, отдыхал от работы и на сигнализацию отреагировал довольно вяло. Дорохов не жалел машины, гонял ее по стройплощадкам и бездорожью, а теперь неожиданно проникся к нему жалостью.
– Загонял я тебя, друг, – произнес он, смахивая снег с ручки двери. – Вот сейчас быстренько слетаем в Москву и опять отдыхай.
Счищая с машины снег, Дорохов ожесточенно работал щеткой. Он не замечал таявших снежинок в ботинках, не вздрагивал от пробравшегося в дубленку морозца, все мысли его были заняты собственной реабилитацией, но садясь в машину, он почувствовал «тяжесть» во внутренних карманах, достал маленькие плоские бутылочки коньяка и, глядя на них, осуждающе хмыкнул.