Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого
Шрифт:
Наверно, разглядев почти неразличимые в плотных сумерках лодки, турки приняли нас за идущих на абордаж казаков и приготовились биться холодным оружием. Во всяком случае, еще на нескольких судах команды почти не отстреливались.
Потом те, кто ждал своей очереди, поняли, что дело нечисто. Встретили бешеным ружейным огнем и суматошными, вразнобой, пушечными выстрелами. Появились потери. Но было несколько стругов на каждый корабль, и гибель одного или двух его судьбу не меняла.
Когда же мачты первых жертв опрокинулись, наискось перечеркнув разгорающуюся зарю, вторая линия встретила нас уже по-настоящему.
Командовать стругами были назначены у меня минеры, с указом любой ценою использовать свое оружие. Затем отходить к востоку. Но теперь у тех, кто все еще пытался добраться до неприятеля, шансов не осталось. Больше десяти лодок разлетелись под ядрами в щепки. Кто выжил, саженками бултыхали по кровавому месиву навстречу отставшим. Другие, не имея решимости ни вперед идти, ни обратиться вспять у меня на глазах, таранили уже тонущие корабли, освобождаясь от мины и от обязанности продолжать бой.
— Лейтенант, фейерверком — общий отход!
Сигнальная ракета конструкции Корчмина — невероятная вещь. Видно ее замечательно: выше версты взлетает! Но даже пустив их три, не заставил ретироваться всех. Несколько стругов упорно держались шагах в пятистах от плюющихся огнем турок, сразу за пределом действия дальнобойной картечи. Ждали уцелевших с разбитых судов. Сосчитав, что десяти минут пловцам достаточно, чтобы преодолеть нужное расстояние, велел присоединиться к этой группе, подобрав, кого сможем. Выждав время, взял рупор и уже голосом погнал прочь, ибо дожидаться держащихся за обломки раненых означало бы погубить всех.
Совсем рассвело. Керченская бухта превратилась в растревоженный муравейник. Очнувшиеся турки поспешно выбирали якорные канаты, ставили паруса. Мы тоже поставили, но утренний бриз с крымской стороны больше благоприятствовал врагам. Они были у нас на ветре и двигались быстрее.
Теперь главными сделались рулевые: ход судна — их забота. Иные попытались, подобно древним норманнам, употребить парус и весла вместе, однако пользы от этого заметно не было. Дать гребцам небольшую передышку — пожалуй, расчетливее. Впрочем, я не теребил сигнальный фал, предоставив моряцкие дела усмотрению подчиненных. Близкий взрыв действует не только на вражескую обшивку: в подзорную трубу видно было, как мелькают черпаки над бортами. Вот на "Слове" запасный парус завели под днище; "Ферту" еще хуже: другой струг подошел и снимает команду.
Цепочка растянулась на несколько верст. Может, хотя бы первые проскочат? Нет! Вон два треугольника у самого Еникальского мыса. С обманчивой неспешностью движутся вправо. Шебека опередит всех и расстреляет из пушек, не давши приблизиться.
— Доставай флаги. Дай сигнал сбора в условленном месте.
Грек исполняет приказ без малейшей задержки. Или не грек? По-русски его фамилия звучала бы как Чужаков или Чуженинов: вероятно, предок лейтенанта принадлежал к иному народу. Впрочем, сейчас неважно.
Условленное место — в версте от окончания косы, вдоль которой мы сюда пробирались. Из этого пункта можно восприять прежний путь, а можно — другой. Моим помощникам это известно.
Сигнал заметили. Екимов дублирует. Вся толпа (ордером баталии сие скопище назвать грешно) смещается правее, замедляя движение. Я с арьергардом быстро догоняю. Кто вырвался вперед — возвращается. Самый дальний струг не успеет, его отрежут
— Все в воду!
Прыгаю сам. Здесь по пояс. Облегченное суденышко заметно всплывает. Гребцы ведут его, как коня в поводу. Шаг за шагом. Глубины еле хватает, кто набрал воды — не пройдет. Надо распорядиться бросить текущие лодки, а людей пересадить.
— Лейтенант, станет по грудь — остановись и жди меня.
— Будет исполнено, Ваше Превосходительство!
Хорошо, когда тебя понимают. Крича и размахивая руками, в пять минут превращаю толпу в правильную колонну. За вычетом брошенных, стругов осталась дюжина. Но команды заметно увеличились: людей уцелела половина, если не больше. Гораздо лучше, чем я ожидал! Вражеский урон стократ окупает сии потери: тоже половина — только линейной эскадры!
У преследователей отыграли почти час. Все, чья осадка глубже трех футов, огибают отмель за шесть верст. Начало пути — в крутой бейдевинд! Большинству не обойтись без лавирования. Впрочем, только что вышедшие из бухты их явно опередят. Пусть гонятся: чем больше увяжется следом, тем лучше. Лишь бы думать не начали.
— Господин генерал, наши!
Слева и впереди в прогалине камышовых зарослей — действительно, наши! Ушли от турок по суше, через косу. Кто там полегче? Хватаю рупор, посылаю две лодки. Люди идут им наперерез по мелководью. Из-за камыша слышны выстрелы: враги близко, и кто-то их сдерживает. Замедляю ход каравана, пока на борт примут всех. Теперь — ходу! Паруса вижу за кормою в большом числе. Дистанция две-три версты, постепенно нагоняют. Не опасно: скоро отстанут. Шест лотового уходит в воду всё меньше. Шесть футов, пять, четыре… Вот уж море, так море! До берегов — вёрсты, а впору пешком ходить. Только под парусом — быстрее. А время — очень текучая субстанция… Между прочим, погоня третий час длится! Если нас что-то спасет, то это горячий нрав неприятелей. Англичане или шведы хладнокровно рассчитали бы, где мы выйдем, и встретили там превосходящей силой.
Внезапно ощущаю, как пересохло в горле. Я сегодня вообще пил? Не есть — в порядке вещей, вчерашний ужин был плотным; но забыть о жажде — сие говорит о слишком сильном внутреннем напряжении.
— Подай-ка, братец, анкерок.
Осушаю две большие кружки, приказываю солдатам тоже напиться и наполнить фляги, чтобы опустошить бочонок. Струги придется бросить.
Цепляем дно. Послав казака вперед и убедившись, что к берегу — мельче, даю команду зарядить фузеи и шагать следом. Взявшись по двое, солдаты несут неиспользованные мины. Порох на войне лишним не бывает.
Берег крут: не без труда нашли место, где можно втащить тяжести. Пока Ксенидис и Екимов строят людей, поднимаюсь на холм. Это начало косы, за ним — открытое море.
Проклятье!
Даже не понимаю, как сие могло сделаться.
Где должна ждать русская шнява, торчит та самая шебека!
От десперации даже в глазах потемнело, и только обязанность носить личину героя помогла устоять на ногах. Потом пришла злость, на нее-то я и оперся. Что бы там ни стряслось — недоразумение или предательство — хочу добраться до флотских ублюдков и воздать виновным!