Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого
Шрифт:
Марфуша — это княгиня Марфа Петровна Долгорукова, в девичестве Шафирова. Единственный сын Петра Павловича вырос шалопаем, зато пятерых дочерей экс-вице-канцлер выдал за женихов из лучших фамилий, обретя через них сильные связи со старинной знатью. В сравнении с европейской аристократией, русская имеет очень мало предрассудков по матримониальной части и смотрит, во-первых, на приближение к трону, во-вторых, на богатство, в-третьих, на религию. А кто ты по крови: татарин, еврей или арап — во внимание не принимается. В Англии либо Испании подобное просто немыслимо, и
Мы проговорили далеко заполночь, а когда, наконец, я с наслаждением растянулся на пыльной перине и сомкнул вежды, бесцеремонный стук в ворота спугнул благодетельный сон.
Беготня слуг, испуганный хозяин в колпаке и ночной рубашке — а там уже ногами лупят, кричат: "открывайте!". Кто смеет ломиться посреди ночи в дом президента коллегии, хотя и полуопального? Для разбойников — слишком нагло, те посмирней будут. Со стороны властей подобное обращение значит беду. По чью душу: мою или Шафирова?!
Я оделся и зарядил пистолеты. Что, если Светлейший, рассудив, что арестовать меня в Персии навряд ли удастся даже дивизией, именно для того и выдернул в Москву? Так хрен ему! Кроме кучи трупов, ничего не получит.
— Ундер, с солдатами, от губернатора! — Полуодетый мажордом никак не мог попасть дрожащей пятерней в рукав. — Открывать?
Привычный напор боевой злости стер во мне остатки неуверенности.
— Поди прочь, не крутись под ногами.
Холуй исчез в недрах особняка. Спокойным шагом я подошел к воротам:
— Кто таков? Назовись, как положено. Ты соображаешь, что генерала в неурочный час разбудил?! Давно, сукин сын, шпицрутенов не пробовал?!
Командный рык вернул незваного гостя к правилам вежливости:
— Подпрапорщик Филофеев, Ваше Превосходительство! Губернатор велит приехать, срочно!
— Не по чину ему мне велеть. Просить — еще куда ни шло. Какого хера Алексею Львовичу надо? Не далее, как в обед с ним виделся!
Пришелец замялся. Уже по-иному, неуверенным молодым голосом:
— Секрет, Ваше Превосходительство. Не велено говорить.
В землю вобью сопляка. За моей спиною притаился лакей с дубиной.
— Ну-ка, открой.
Створка отворилась, явив тянущегося во фрунт фузилерного подпрапорщика. За ним жались солдаты.
— Ты что о себе возомнил, вошь гарнизонная?! Какие у ТЕБЯ от МЕНЯ секреты?
Юноша оказался крепок, штаны не намочил. Только голос его сел до шепота:
— Ваше Превосходительство, курьер из Санкт-Петербурга прискакал. Ее Величество Императрица Всероссийская Екатерина Алексеевна скончались.
Сим началось безумное лето двадцать седьмого года. Словно Великий Некто по ту сторону небес взглянул на шахматную доску истории, счел позицию неинтересной — и смахнул ее. Ферзи и короли полетели на землю и ниже.
Для меня череда значимых смертей началась с Ньютона. Человек, всю жизнь искавший в мире гармонию и порядок, тихо ушел из него, избегнув грядущего хаоса. По воле судьбы, я узнал об этом вдогонку петербургским известиям — и вписал, вопреки здравому
Завещание императрицы оказалось для многих неожиданным. Что может быть естественней, чем оказать предпочтение собственным дочерям? Но нет! К радости народной, на престол взошел одиннадцатилетний сын Алексея. Невнятная возня вокруг порядка сукцессии разрешилась опалой и ссылкой тех самых людей, которые в прошлый раз показали себя вернейшей опорой Светлейшего. Указано было "Девиера и Толстого, лишив чина, чести и деревень данных, сослать: Девиера — в Сибирь, Толстого с сыном Иваном — в Соловки; Бутурлина, лиша чинов, сослать в дальние деревни; Скорнякова-Писарева, лиша чина, чести, деревень и бив кнутом, послать в ссылку". Загадка прояснилась, когда стало известно о предстоящем обручении юного императора с княжною Марией Меншиковой. Воистину, честолюбие этого человека не знало границ.
Пока семейство Меншиковых радовалось, цесаревна Елизавета лила слезы. Ее нареченный жених Карл-Август фон Шлезвиг-Гольштейн-Готторп, двадцатилетний светловолосый юноша, умер в Петербурге от оспы ровно через две недели после предполагавшейся тещи. Эти две смерти вышибли опору из-под ног голштинской партии. Всевластный теперь Светлейший относился к Англии и ее союзникам гораздо более примирительно.
В те же самые дни в далеком Париже посланцы Карла Шестого согласовали прелиминарные статьи, унявшие вражду между Священной Римской империей и Ганноверским союзом. Центральный пункт — приостановка хартии Остендской компании. Малодушие императора позволило сохранить мир ценой предательства интересов подданных. И моих интересов, вместе с ними. Компания продолжала снаряжать корабли в далекие моря, но теперь желающий оные ограбить мог не опасаться возмездия.
Видя себя оставшимися, как в прошлую войну, в одиночестве против половины Европы, испанцы пошли на попятный и сняли осаду проклятой скалы. Продолжать ее не имело смысла еще и потому, что испанские власти не смогли на собственной территории обеспечить коммуникации осадного корпуса, в то время как англичане доставляли все необходимое за две тысячи верст без малейшей помехи.
Накануне окончания осады, будто исполнив земной долг, в Оснабрюке от сердечного приступа умер курфюрст ганноверский и король английский Георг.
Из механизма враждебных альянсов исчезли главные пружины. Мое призвание в столицу утратило смысл. Словно узнав об этом, сама природа начала ставить препятствия. Поздняя и сырая весна сделала дорогу между Москвой и Петербургом почти непроходимой для колесных экипажей. Предоставив слугам сражаться с грязью, я пересел из кареты в седло и плелся неспешно по обочине, свивая бесконечную нить размышлений. Земля, напитанная плодоносными соками, лениво прела под нежарким северным солнцем. Редкие деревни испуганно глядели на путешественника подслеповатыми оконцами курных изб. Непроворотная толща народной жизни лишь колыхнулась от усилий царя-реформатора, подобно болоту, в которое бросили камень, — и тут же затянула свежей ряской безобразную рану.