Новороссия. Реквием по любви
Шрифт:
– Я запомнила. А кто он?
– Он Алексей. Устраивает?
– Так точно.
– Вот это ответ!
– одобрительно улыбнулся Баюн.
– Так держать, Кармен. Кстати, где твой телефон?
Дарина, чуть удивившись, ответила:
– В сумочке.
– Дай сюда.
Получив мобильник, инструктор отключил его со словами:
– Пока ты здесь, забудь, что у тебя он есть. Получишь, когда уедешь отсюда.
Дошли до здания, расстояние до которого Дарина недавно определяла на глазок.
– Здесь наша казарма, так сказать, - пояснил командир.
– Это бывший административный
«Вот и началась моя новая жизнь, - меланхолично подумала Дарина.
– И началась с готовки жратвы. Бабья доля везде одинакова…»
Вздохнув, пошла разбираться с ужином.
***
Немудрёную еду - суп из картошки с вермишелью она заправила говяжьей тушёнкой.
Дарина не любила такую бурду с детства, но на этом настоял Баюн и наворачивал с удовольствием человека, не жалующегося на аппетит.
Девушка немножко похлебала горячей и жирной жижи с характерным привкусом и запахом, с тоской думая, что у неё нет ни мыла, ни зубной щётки, ни полотенца. Как тут обходиться без элементарного, она не представляла, а сказать об этом опасалась, не зная реакции командира.
А тот, наевшись, отвалился будто пиявка от тела, умиротворённый и тихий. Полежал так минут пятнадцать и снова стал прежним, как в первые минуты знакомства.
Сказал деловито:
– Ну, что, Кармен, пойдём выбирать тебе комнату, обустроим её, чем сможем. Я ж не жлоб какой, понимаю, женщине надо создать хотя бы видимый комфорт, если иначе никак.
Осмотренные комнаты были в удручающем состоянии: многолетняя, превратившаяся в слой грязи пыль, давно немытые, засиженные мухами стёкла окон, а между рамами - и вовсе кладбище из засохших хитиновых трупиков; иные помещения завалены каким-то хламом, сломанной старой мебелью. И везде паутина, на стенах струпья отклеившихся обоев с блеклым невзрачным рисунком в цветочек…
При виде этакого комфорта Дарину начала с большей силой грызть тоска.
Командир проницательно усмехнулся:
– Это ненадолго. Максимум на месяц, а то и на пять дней, как сказал сразу.
– Я смогу, - твёрдо ответила она.
– Мне б средства гигиены элементарные хотя бы.
– Мыльно-рыльные принадлежности я тебе выделю. А вот остального, что нужно женщинам, извиняй, нема. Сама понимаешь, не на вас рассчитана подготовка.
– Я понимаю… - вздохнула Дарина.
– Не вздыхай так тяжко, - улыбнулся Баюн.
– Звякну Лёхе, он завтра привезёт, всё что надо. Не Пьер Карден, конечно, или чё там у вас считается круто? Но пользоваться можно. Ну, что, выбрала комнату?
– Без разницы, - стараясь голосом не выдать упавшего настроения, - отозвалась девушка.
– Пусть будет та, маленькая, на втором этаже. Там хоть дверь есть. Окна и полы помою. Где вы воду берёте?
– Оно тебе надо, мыть что-то? Впрочем, как хочешь. Но делать это будешь в свободное от занятий время, а его у тебя почти
***
Дарине не спалось на новом месте. Да и койка - обычная солдатская шконка скрипела при каждом движении. Постельного белья, конечно же, никакого не было. Она застелила старый матрас колючим одеялом, вторым укрылась сама. Легла в одежде.
Пахло пылью.
Где-то скреблись мыши, вызывая безотчётный страх, желание подскочить и убежать опрометью.
В грязное окно угадывались наиболее яркие звёзды, далёкие, холодные и отстранённые от людских проблем и бед. Их свет шёл сюда тысячи и тысячи лет, зародившись, когда на Земле ещё не было цивилизации. И вот он достиг планеты, а самой звезды, может быть, не существует уже. Но узнают об этом люди спустя тысячелетия. Если цивилизация к тому времени не исчезнет…
От невыносимого одиночества, тоски, рухнувшей в одночасье жизни, душа плакала, орошая слезами рукав лёгкой курточки.
Ночью, в тревожном полузабытьи, она видела маму. Но никак не могла вспомнить её лица. От тяжкого ощущения Дарина проснулась и лежала, не шевелясь, вспоминая сон.
За окном уже рассвело.
Наступал первый день её новой, военной жизни.
Недолгое время спустя, услышала за прикрытой дверью шаги, стихшие у комнаты.
– Кармен, подъём!
– раздался громкий голос Баюна.
– Через три минуты быть на улице у входа! Время пошло!
***
Через пять дней почти беспрерывных занятий Дарина уже знала, что такое деривация, а простыми словами - отклонение вращающейся пули в сторону относительно плоскости стрельбы. Что вращается пуля слева направо.
Заучила назубок таблицу поправок на боковой умеренный ветер от четырёх до шести метров в секунду, под углом девяносто градусов.
Запомнила, что при расстоянии до цели сто метров отклонения пули нет. Двести метров отклонение составляет десять сантиметров. На триста метров -двадцать шесть сантиметров. Это считается промахом. На четыреста метров отклонение сорок восемь сантиметров. Это уже позорный промах. На расстоянии пятьсот метров отклонение семьдесят два сантиметра. Шестьсот метров - отклонение сто десять сантиметров. В слона можно промахнуться.
Знала, что у снайперской винтовки Драгунова начальная скорость пули восемьсот тридцать шесть метров в секунду.
Расстояние в сто метров до цели пуля преодолевает за ноль целых тринадцать сотых секунды. Двести метров - за ноль целых двадцать шесть сотых секунды. Триста метров - за ноль целых сорок шесть сотых секунды. Четыреста метров - за ноль целых шестьдесят сотых секунды. Пятьсот метров - за ноль целых восемьдесят сотых секунды. Шестьсот метров - за одну секунду и две её сотых. Семьсот метров - одна и двадцать шесть сотых секунды.