Новости любви
Шрифт:
– Когда ты сможешь приехать, Мэгги?
– Я буду послезавтра и привезу твои вещи. В Тель-Авиве у нас будет та же квартира…
Но это уже детали. Ничто теперь не в силах заглушить боль.
– Я тебя люблю, – кричит он сквозь треск телефонного пространства. – Я приеду тебя встречать в аэропорт.
– Я тебя тоже люблю, – кричу я в ответ. – Обещай, что будешь осторожен!
– Я тебя не слышу! – кричит он. Наш разговор обрывается.
Телефон молчит. И никаких обещаний…
10
Когда мощный аэробус компании
Ави не звонил мне после своего внезапного отъезда позавчера. Впрочем, я и не надеялась на это. Он, без сомнения, находится где-то в Ливане, а там пробиться на прямую международную линию довольно трудно. Вечерние новости были весьма тревожными. Без конца демонстрировали ужасы – последствия тех двух взрывов. Американские, французские и израильские солдаты из сил безопасности ООН откапывали из-под развалин все новые и новые тела погибших. Но теперь инстинкт подсказывает мне, что произошло еще что-то, и сводка новостей должна прийти по спецсвязи.
Шломо, с глубокой ямочкой на подбородке и выразительными черными глазами, умолкает при моем приближении. Он улыбается и качает головой.
– Вы, конечно, тут как тут…
– Что случилось? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.
– Хотите чашечку кофе? – предлагает Шломо и отворачивается.
Однако я не собираюсь уходить.
– Благодарю вас, – говорю я, внимательно глядя на второго пилота.
– С чего вы взяли, что что-то случилось? – спрашивает тот, мельком взглянув на Шломо.
– Это Мэгги Саммерс – ближневосточный корреспондент американского телевидения, – объясняет ему Шломо, подавая мне кофе. – Ей кажется, что у нее нюх на всякие истории, верно? – Он смотрит на меня.
Мимо меня протискивается пассажир, направляющийся в туалетную комнату.
– У вас на лице написано, что вы получили какое-то сообщение по радио, – говорю я.
Второй пилот пожимает плечами. Он взглядом показывает Шломо, что надо делать, а сам отправляется в радиорубку.
– Мэгги, вернитесь на свое место, – твердо говорит Шломо. – Вам здесь находиться не полагается.
– Послушайте, – возражаю я, – не будет большой беды, если я узнаю об этом. У меня ведь к этому не частный интерес, не простое любопытство.
– Я ничего не могу вам сказать.
Однако выражение его лица внушает мне большое беспокойство.
– Ну пожалуйста, Шломо!
Он вдруг уступает. Может быть, потому что мой вид внушает ему еще большее беспокойство.
– Нас сопровождают до Бен-Гуриона, – шепчет он и осторожно оглядывается.
У меня начинают трястись руки.
– Почему?
– Больше я действительно
Как раз когда я занимаю свое место, самолет на секунду проваливается в воздушную яму. Я уверена, если пассажирский израильский самолет сопровождается радарами или боевыми истребителями – это значит, что совершено вторжение на израильскую территорию или сильна угроза войны. Остается только строить догадки. Через полтора часа командир корабля сообщает о нашем приземлении в Бен-Гурионе. Я с облегчением достаю свои вещи из-под сиденья и выхожу из самолета. Если будет введено осадное положение или случись какой другой кризис, Ави непременно поставит меня в известность прежде, чем поспешит приступить к исполнению своего долга. В этом случае меня уже наверняка будут ждать на студии Ай-би-эн, чтобы я немедленно выходила в эфир.
Жара невыносимая. Одиннадцать часов назад я покинула морозный Нью-Йорк, и теперь резкая перемена погоды очень чувствительна. Перевешивая сумку с одного плеча на другое, я прохожу паспортный контроль и жду, пока в моем паспорте появится штамп. Процедура довольно длительная. Номера и данные должны быть занесены в компьютер, после чего должно прийти разрешение из службы безопасности. Вот передо мной первый пропускной пункт, и я начинаю искать глазами Ави в толпе людей, которые ожидают за красной линией. Про себя я отмечаю что-то необычное, но не сразу соображаю, что именно. Я вижу в толпе Гилу и Гидона. Они стоят вместе с человеком в военной форме, которого я не узнаю. На очереди второй проверочный пункт. Работник службы безопасности внимательно изучает пассажиров и собирает у них синие листочки, которые подтверждают, что паспортный контроль пройден. Теперь они от меня всего в нескольких шагах, и Гила что-то шепчет Гидону. Тот кивает, отступая назад, и отворачивается.
У Гилы красные глаза, а ее светлые волосы едва придерживает заколка. Ее усталое, помятое лицо выглядит так, словно она не спала всю ночь, а вид такой скорбный, что я едва удерживаю себя, чтобы не повернуться и не убежать прочь. Нет, я этого не переживу. Это несправедливо. Только не это!.. Она опускает мне на плечи руки, и по ее щекам начинают бежать слезы.
– Мэгги, – шепчет она, – Мэгги… Ощущение надежности и безопасности исчезает как дым. Я чувствую себя обворованной. Я чувствую, что меня отбросили далеко в прошлое. Качая головой, я стараюсь не потерять сознание, потому что стены начинают кружиться. Слезы льются по моим щекам, и я захлебываюсь ими.
– Нет, пожалуйста, только не Ави! Только не Ави! – молю я.
Гила пытается что-то ответить, но не может, застыв от ужаса, потому что произнести эти слова так же страшно, как и услышать.
Гидон оказывается около меня. Рядом с ним тот человек, которого я все еще не узнаю, но который, кажется, поддерживает меня под руку.
И тут до меня наконец доходит, кто этот человек. Это военный психолог, которого обычно присылают в тех случаях, когда новости слишком ужасны для членов семьи. Гидон поддерживает меня с другого бока. Мои всхлипывания становятся громче, и тогда Гила и мужчины разом начинают объяснять, что случилось.