Новости любви
Шрифт:
Подо мной снова начинает качаться пол, а собственный мой голос звучит словно откуда-то со стороны, когда я принимаюсь объяснять врачам, что нет никакой необходимости забирать тело родительницы в городской морг.
– Мы позвоним нашему психиатру и непосредственно свяжемся с похоронной службой, – говорю я.
– Соедините меня с похоронной службой, – просит один из врачей, поднося к губам переносную рацию.
Другой врач около входной двери собирает складные носилки и начинает выносить медицинское оборудование к лифту.
– К
– Прошу прощения, – прерывает его полицейский, – но я должен составить протокол.
Должен, конечно, должен.
– Я – Мэгги Саммерс. Я очень признательна вам за ваше внимание. Это ужасный удар, потому что она была нашей матерью… – Вот, опять прошедшее время. – И прошу вас, не регистрируйте это как самоубийство…
– Назовите, пожалуйста, ее имя и возраст. О чем разговор, нет ничего проще.
– Вера Саммерс, – отвечает Клара, – родилась 7 октября 1918 года…
Перед моим мысленным взором возникает надгробная плита, на которой начертано: «РОДИЛАСЬ 7 ОКТЯБРЯ 1918 ГОДА – СКОНЧАЛАСЬ 29 ДЕКАБРЯ 1982 ГОДА».
Уместно ли как-то упомянуть в этой надписи на могильной плите, что за свою ЖИЗНЬ родительница умирала, может быть, сотни раз. Не будет ли это слишком уж нелепо, если все эти даты указать тут же – конечно, маленькими цифрами, ну а самую последнюю, роковую дату выделить крупно в самом низу?..
Ах, мама, если бы ты подождала с этим хотя бы еще один день, ты бы встретилась с Ави. Ави прилетает в Нью-Йорк завтра и, стало быть, уже опоздал на один день. Он никогда не увидит родительницы, и эта мысль повергает меня в отчаяние, и я начинаю плакать.
Клара обнимает меня.
– Постарайся взять себя в руки, – шепчет она. Офицер Горти – весьма приятный мужчина. Так же как и офицер Рамбусто.
– Ваш лечащий врач может отослать по почте свидетельство о смерти. Я уверен, он знает, как это делается. Что касается меня, то в своем протоколе я отмечу, что смерть наступила от сердечного приступа.
– Спасибо, – бормочу я и всхлипываю.
– Мы вам так благодарны, – говорит Клара дрожащим голосом.
– Теперь мы уедем. Если, конечно, мы вам больше не нужны, – говорит офицер Горти.
– Нет, нет, – отвечаю я, – мы справимся сами. Еще раз большое спасибо.
– Я вас провожу, – говорит Клара.
Она всегда безупречно радушна. Джонези выходит следом за ней.
Когда они возвращаются, я вижу, что Клара похожа на разъяренную волчицу: ноздри раздуваются, а глаза свирепо блестят.
– Джонези рассказала мне о Лоретте, – заявляет она.
– Ты удивлена?
– Не слишком. Меня бесит, что у него хватило совести привести ее в дом мамы. Он пренебрег элементарной чистоплотностью. Ее убила его страсть к женщинам, и я никогда ему этого не прощу.
– Правильно, – твердо кивает Джонези. – Он был таким с самого начала, даже когда вы были совсем маленькими.
Видно,
– Неужели все прошлые несчастья имели одну и ту же причину? – восклицаю я. – И тот случай после морского праздника, и та ужасная сцена в больнице?..
Клара с беспокойством смотрит на меня.
– Мэгги, ты совсем зеленая!
– Может, в довершение всех бед я еще и грипп схватила… – предполагаю я. – Так ты говоришь, он был таким даже, когда мы были совсем маленькими? – спрашиваю я у Джонези.
– Каким таким?
– Ну, волочился за женщинами.
– Еще бы, – говорит Джонези. – Сколько я его помню.
Клара опять плачет.
– Я никогда ему этого не прощу!
– Клара! – Я бросаюсь к ней.
– Лучше позвони доктору Менделю, – всхлипывает она. – А я позвоню Стивену.
Но, прежде чем я успеваю уйти, она хватает меня за руку.
– Ах, Мэгги, – плачет она, – что же нам теперь делать?
«Что же нам теперь делать?» Непростой вопрос, скажем прямо. Наверно, на него можно ответить по-разному. Однако в данный момент я пытаюсь сосредоточиться на практической стороне вопроса, поскольку мы действительно оказались в довольно необычной ситуации. А именно, родительница лежит в своей постели, и в этом, собственно, еще нет ничего необычного, несмотря на то, что сейчас два часа дня, и необычность ситуации заключается лишь в том, что сегодня она умерла. В моей профессии мне приходится сталкиваться с мрачными сторонами жизни, и это неизбежно учит меня реагировать на подобные ситуации так, как должен на них реагировать цивилизованный человек. Другими словами, я отдаю себе отчет в том, что худшее еще впереди. И совершенно бессмысленно и бесполезно объяснять Кларе, что продолжение этого кошмара еще более ужасно, чем его начало. Поэтому на ее вопрос я отвечаю следующей сентенцией.
– Мы должны постараться держать себя в руках и все это преодолеть…
– Мэгги, – говорит Клара, наморщив лоб, – мы кое о чем забыли…
– О чем?
– Кто-то должен сообщить обо всем отцу. Тебе не кажется?
Нет ничего удивительного в том, что никто из нас до сих пор не побеспокоился это сделать. Более того, ни я, ни Клара не испытывали особого желания взять это на себя.
Клара находит Стивена в отделении психиатрии нью-йоркского госпиталя. Сначала он лишается дара речи, но быстро справляется с эмоциями, и первый его вопрос о том, как себя чувствуем мы.
– Очень мило с его стороны, – ворчит Клара. – Он такой заботливый, – с иронией добавляет она.
– Ты за что-то рассердилась на него, когда вы были в отпуске?
– Я от него снова забеременела. Разве это не дурость?
– Разве ты не хотела еще ребенка?
– Конечно, нет, – говорит Клара довольно убедительно. – Я мечтала, что дети пойдут в школу, а я смогу чем-нибудь заняться… Впрочем, работа меня пугает. В конце концов, зачем искать какую-то работу, если я и с этой прекрасно справляюсь?