Новые арабские ночи
Шрифт:
— Скажите мне одну вещь, — спросил я снова. — Причем итальянцы во всей этой истории? Что им нужно от мистера Хедльстона?
— Разве не знаете?! — вскрикнул он. — Старый мошенник принял на хранение, и притом на тайное хранение, громадный капитал от итальянских карбонариев [4] : — целых двести восемьдесят тысяч фунтов, ну и, конечно, растратил его, не знаю только весь ли, неудачными спекуляциями. Из-за этой растраты не удалось восстание в Триденте или Парме, которое должно было послужить сигналом к революции во всей Италии, и теперь карбонарии гонятся за Хедльстоном, чтобы ему отомстить.
4
Так назывались члены тайного политического союза, сначала направленного против владычества французов в Италии, а затем, в 20-х годах прошлого столетия, поставившего себе целью объединение Италии, под властью демократической республики. Сначала карбонарии переодевались угольщиками, откуда и произошло их название (carbonaro, по-итальянски, — угольщик).
— Карбонарии! — воскликнул я. — Ну, плохо дело! Не сдобровать старику.
— То же и я думаю, — сказал Норсмаур. — Вообще, все мы тут попали в изрядную ловушку, и, откровенно говоря, я рад, что вы здесь и поможете нам. Если не удастся охранить старика, постараюсь, по крайней мере, спасти дочь… Идите в павильон и оставайтесь с нами. И вот вам мое слово, моя рука, я вам друг, пока старик не спасется или не будет убит. Но, — добавил он, — как только дело решится, мы снова соперники, и предупреждаю, берегитесь!
— Идет! — ответил я.
И мы пожали друг другу руки.
— Теперь скорее в нашу цитадель! — сказал Норсмаур и быстро пошел против дождя.
ГЛАВА VI
Повествует о моем знакомстве с высоким мужчиной
В павильон впустила нас Клара. Я почти не узнал комнат первого этажа, — они действительно были укреплены, как цитадель. Входная дверь, кроме прежних болтов, защищалась еще очень крепкой баррикадой, которую, однако, изнутри легко было разобрать настолько, чтобы быстро приотворить дверь. Из сеней мы прошли в столовую, слабо освещавшуюся лампой. Окна ее были защищены еще надежнее, чем наружный вход. Створки ставней были укреплены продольными и поперечными железными полосами, которые, в свою очередь, соединялись с другими металлическими подставками и брусками, упиравшимися частью в пол, частью в потолок, частью даже в противоположную стену. Вся эта защита выглядела прочной и удобной. Я не мог скрыть своего удивления.
— Я здесь инженерствовал! — воскликнул Норсмаур. — Помните скамейки в саду? Вот они, видите, как пригодились!
— Я не знал за вами столько талантов, — ответил я. — Настоящий крепостной инженер.
— Нужно вам оружие? — спросил Норсмаур, указывая на большую коллекцию ружей и пистолетов, размещенную в удивительном порядке вдоль стены, несколько ружей наготове были прислонены к буфету.
— Благодарю вас, — ответил я. — Со времени нашей ночной встречи, я не выхожу без револьвера. Но, сказать вам по правде, я нуждаюсь в подкреплении пищей, со вчерашнего вечера ничего не было у меня во рту.
Норсмаур тотчас достал блюдо холодного мяса, к которому я присел с великим аппетитом, и бутылку хорошего бургундского, хотя, как я уже говорил выше, я всегда из принципа, избегал вина, и если в редких случаях его пил, то в самом ничтожном количестве; тут же, помнится, я с громадным удовольствием выпил почти всю бутылку, — не менее трех четвертей, но надо принять во внимание, что я в павильон пришел весь измокший и
Во время еды я продолжал рассматривать и хвалить «укрепления».
— Положительно, можно выдержать осаду! — решил я в заключении.
— Да, но лишь очень коротенькую, — медленно промолвил Норсмаур, растягивая слова. — Впрочем, это вопрос второстепенный. Меня гораздо более смущают последствия такой осады. Перед нами двойная опасность! Если начнем отстреливаться, то, как ни безлюдны ближайшие окрестности, все же кто-нибудь скоро услышит, и сбежится народ. Тогда одно из двух, или карбонарии успеют нас раньше убить, или сами разбегутся, но тогда же откроют Хедльстона, арестуют его и, конечно, нас, как его сообщников или укрывателей. Не правда ли, приятная дилемма, или смерть от карбонария, или тюрьма по закону? Плохо на этом свете иметь против себя закон! Я это уже высказал старому Хедльстону, и он, кажется, начал теперь разделять мое мнение…
— Кстати. Раз вы заговорили о Хедльстоне, — заметил я, — что это за человек?
— Он? — воскликнул Норсмаур. — О, это зловредная штука! Я, собственно, ничего не имел бы против того, чтобы схватили его все черти, какие только есть в Италии, и мгновенно свернули бы ему шею. Я ему совершенно не сочувствую, вы меня понимаете? Я просто с ним заключил сделку, — за руку его дочери обещал спасти его от закона и итальянской мести, и должен ее довести до конца.
— О, это я, конечно, понимаю, — сказал я. — А как мистер Хедльстон примет мое появление?
— О, предоставьте это Кларе! — ответил Норсмаур.
При других обстоятельствах я ударил бы Норсмаура по лицу за такую грубую фамильярность по отношению к имени моей невесты, но мы заключили перемирие, и я счел необходимым его соблюдать. Нужно заметить, что и Норсмаур держался того же взгляда все время, пока Хедльстону и, главное, его дочери грозила опасность. Могу засвидетельствовать самым торжественным образом, но не без гордости, что вправе то же самое утверждать относительно моего поведения. И для нас обоих это было дело очень не легкое; действительно, вряд ли когда двое мужчин попадали в такое исключительно странное и раздражающее положение.
После того как я закончил есть, мы принялись за последовательный осмотр нижнего этажа. Мы перепробовали укрепления каждого окна и кое-где старались их усилить, по всему павильону разносились звонкие удары наших молотков. Я предложил проделать несколько маленьких отверстий в ставнях, чтобы иметь возможность наблюдать места, ближайшие к павильону, но оказалось, что есть уже достаточно таких отверстий в верхнем этаже.
Хотя все укрепления казались вполне надежными, все же этот осмотр не принес мне успокоения. Удручала мысль, что предстоит защищать семь мест — две двери и пять окон на нижнем этаже, а всех защитников, включая даже Клару и больного старика, было четверо против неизвестного числа нападающих. Я высказал Норсмауру свои опасения, и он с полной искренностью ответил, что разделяет мою тревогу.
— Да что много говорить! — прибавил он. — Не пройдет суток, как нас всех зарежут, и вместо погребения, бросят в Граденскую топь. Для себя я уже это считаю на роду у меня написанным.
Я невольно вздрогнул при упоминании о Граденских песках, но, стараясь успокоить Норсмаура, напомнил, что враги пощадили меня в лесу.
— Не обольщайтесь! — ответил он. — Тогда ваша связь с павильоном не была еще установлена, а теперь вы в одной компании со старым банкиром. Всех нас, без исключения, бросят в топь, — попомните мои слова!