Новые боги
Шрифт:
Пустели города и деревни, тень смерти витала над каждым…
— «Народ мой урукский гибнет, мертвые лежат на площадях, мертвые плывут в водах Евфрата!» [5] — тихо произнес Вольфгер, глядя в серые сумерки, окутывающие лес.
— Прошу прощения? — подал голос бетайлас, оглядываясь.
Кадаверциан отрицательно покачал головой, продолжая думать о своем.
Одна из последних волн болезни, о которой хорошо помнил мэтр, юстинианова чума — пришла из Египта, забирая тысячи человек ежедневно. Сто миллионов за пятьдесят
5
Слова Гильгамеша, полулегендарного правителя города Урука.
И вновь эпидемия черной смерти накрыла Европу, убирая богатых и нищих, крестьян и королей.
— «Ничего не поделаешь… Ты герой и правитель! Но дни человека сочтены. И царь тоже ляжет и никогда уже не встанет» [6] .
— Ты снова начал разговаривать вслух сам с собой, — сказал Босхет на том же самом языке, что и Вольфгер. И ассирийский странно прозвучал в прохладной ночи осенней Франции, среди высоких желтеющих вязов.
— Знаю.
Бетайлас не любил, когда мэтр начинал цитировать древние предания или озвучивал собственные мысли. Воспоминания кадаверциана нередко порождали не менее жуткие призраки, чем чума.
6
Эпос о Гильгамеше.
— Ты все реже призываешь меня, — неожиданно произнес Босхет, глядя прямо перед собой.
— Не думаю, что ты страдаешь от полного отсутствия путешествий по этому миру. Тебя часто призывает Кристоф.
— Он не знает моей истинной сути, как и все остальные твои ученики. Мне приходится играть роль расторопного слуги. Таким легче управлять, легче отдавать приказы. Думаю, большинство некромантов ценит в подобных мне силу и выносливость, но они не могут использовать все мои способности до конца. Им было бы затруднительно общаться со мной, если бы они знали, какой я на самом деле.
— Да, они вряд ли в курсе, что ты можешь цитировать древние шумерские предания, — рассмеялся Вольфгер. — А ты, значит, беспокоишься о душевном благополучии клана?
Бетайлас повернул голову и сверкнул глазами:
— Представь себе.
— И тебе не нравится новая роль?
— Я привык, — равнодушно отозвался дух-убийца. — И даже получаю некоторое удовольствие от нее. Но с тобой можно быть самим собой. И, клянусь Эррой [7] , когда ты умрешь, поговорить станет не с кем.
7
Эрра — древне ассирийский бог войны и мора.
Вольфгер улыбнулся.
— Надеюсь, это произойдет еще не скоро.
Бетайлас буркнул что-то неразборчивое и снова погрузился в размышления. А глава кадаверциан подумал о том, что это существо намного более древнее, чем он сам, и помнит времена еще до потопа. До первого потопа, естественно. И до первой чумы.
— «Все
А Босхет, обладающий отличным слухом, тут же подхватил:
— «Пройдет и это…» Только я бы написал по-другому: «Все повторяется». Так гораздо точнее.
— Тебе ли не знать, — усмехнулся Вольфгер, глядя на огни, замелькавшие за деревьями. И заговорил, вспоминая об одном из последних Советов, который ему пришлось посетить: — Некоторые считают, будто болезнь распространяют асиман, — Кадаверциан оторвался от созерцания осеннего леса и взглянул на спутника.
— Чушь, — ответил тот резко. — Черная смерть родилась вместе с этим миром. Задолго до появления Огненных. Знамя чумы — алого цвета, а символ ее — крыса и блоха.
— Весьма поэтично, — отозвался Вольфгер и продолжил: — В этот раз чуму завезли вьесчи. Не специально, конечно. Пытались расширить зону своего влияния. Увеличить товарооборот. Но в тюках с их кораблей вместе с шерстью и шелком оказалась зараза.
Бетайлас громко засопел, обдумывая полученные сведения, и спросил безучастно:
— И что теперь?
— Теперь даханавар пытаются изолировать всех своих человеческих протеже. Вриколакос патрулируют окрестности, убивая больных, приближающихся к границе их лесов. Тхорнисхи режут всех, кто кажется им нездоровым. Фэри быстро обратили своих людей, не дожидаясь пока они заболеют. А асиман пытаются остановить заразу. Но пока безуспешно.
Босхет скептически хмыкнул:
— И с чего бы это им стараться?
— Они так же, как и мы все, не хотят лишиться источника пищи, — ответил Вольфгер. — А люди умирают слишком быстро.
Дух-убийца понимающе кивнул, хотя его не особенно тревожили подобные трудности. Он не зависел от человеческой крови и мог питаться пищей людей, хотя, в отличие от того же Шэда, предпочитал свежую плоть.
Волчий вой стих. Аромат прохладного леса неожиданно заглушил запахи конского пота, сырых шкур, дегтя, недавно срубленного дерева, человеческой крови и страха. Босхет с шумом втянул в себя воздух и привстал в стременах.
— Телега, — пробормотал он. — Люди. Трое. Может, поохотимся?
— Не в этот раз. Вперед, — коротко приказал глава кадаверциан и вонзил шпоры в бока своего коня. Тот послушно перешел с рыси на галоп и быстро помчался вперед. Следом несся жеребец Босхета.
Лошадь, запряженная в старую скрипучую телегу, испуганно заржала, чувствуя некроманта, и попыталась встать на дыбы. Люди с громкими криками схватились за вилы и серебряные кресты, но успели заметить лишь две тени, промелькнувшие мимо.
— Так и рождаются легенды, — глубокомысленно заявил бетайлас, сдерживая своего коня и оглядываясь на добычу, скрывшуюся из вида. — И какого дьявола они шляются по ночам? Думают, смерть не разглядит их в темноте?
Он хмыкнул, довольный собственной шуткой и снова оглянулся на недоступных теперь людей.
Вязы неожиданно расступились в стороны, открывая широкое поле, щетинившееся желтой стерней. За ним в окружении тонких молодых яблонь возвышался двухэтажный особняк. Все его окна светились, даже слуховое на чердаке…