Новые центурионы
Шрифт:
Он прекрасно усвоил слова Рэндольфа и верил, что, если быть выносливее противника, бояться нечего. Наставление инструктора по физподготовке пока что неизменно подтверждалось. Но как поведет себя с ним какой-нибудь Уилсон в настоящей драке? Никогда прежде Гусу не доводилось ударить человека. Никогда! Чего будет стоить его выносливость, когда такой же вот крепыш сунет ему в живот увесистый кулак или, чего доброго, залепит ему в челюсть? Бегать он начал давно, еще в школе входил в команду спринтеров. Но контактных видов спорта сторонился всегда: не хватало агрессивности. Какого же черта он вбил себе в голову,
– Одно только меня и беспокоит, – сказал Уилсон. – Не догадываешься что?
– Нет, – ответил Гус, вытирая о форменные брюки потные ладони.
– Скелеты. Болтают, будто иногда во время собеседования они громыхают костями. Не случайно же эти собеседования прозвали «стрессами». А ты не слыхал – все кругом говорят, – что стоит тебе поступить в академию, как они недели напролет роются в твоем грязном белье и разнюхивают, кто ты да откуда?
– Да ну?
– Так вот, болтают, будто бывает и так, что на собеседовании парню сообщают: непригоден. Ну, например, говорят: «Нашим сотрудником установлено, что какое-то время вы состояли членом нацистской организации в Милуоки. Ты не подходишь нам, мальчуган». Короче, что-нибудь в том же роде.
– Что касается моей подноготной, то тут вроде нет причин для беспокойства, – слабо улыбнулся Гус. – Всю жизнь прожил в Азусе, никуда особо и не высовывался.
– Эй, Плибсли, только не вздумай мне говорить, что ты чист, как стеклышко. У любого парня из нашего класса хоть одно пятнышко в биографии, да отыщется. Какая-нибудь мелочь, о которой он очень не хотел бы, чтобы узнали в управлении. И я отлично помню тот день, когда инструктор сказал: «Мосли, марш к лейтенанту!» И больше класс Мосли не видел. А после так же исчез Рэтклифф. Что-то удалось про них разузнать, и от них тут же избавились. А потом – тишь да гладь, словно их никогда и не было. Читал «1984» Оруэлла?
– Нет, но знаю, о чем там речь, – ответил Гус.
– Здесь тот же принцип. Для них яснее ясного, что ни один из нас не открылся им до конца. У каждого есть своя тайна, свой скелет в шкафу. Они знают, где этот шкаф, да только, прежде чем его отпереть, им надо помотать тебя как следует. Так что главное – сохранять спокойствие и не разболтать ничего ненароком…
Дверь в кабинет, где сидел капитан, отворилась, и у Гуса упало сердце. Из нее вышел, чеканя шаг, курсант Фелер, высокий, подтянутый, как всегда, уверенный в себе. Гус не сразу вник в слово, которое тот произнес:
– Следующий.
Уилсон подтолкнул Плибсли к двери. Проходя мимо сигаретного автомата, он в зеркальном отражении увидел свои глаза – кроткие, голубые, но худое и бледное лицо показалось ему чужим. Соломенные волосы он
– Садитесь, Плибсли, – сурово скомандовал лейтенант Хартли.
С минуту все трое шептались и рылись в стопке бумаг, что лежала перед ними. Затем лейтенант, лысый, с лиловыми губами, широко осклабился и сказал:
– Ну что ж, Плибсли, пока дела у вас в академии идут неплохо. Не мешает, пожалуй, немножко поднажать в стрельбе, а вот в теории вы зарекомендовали себя с наилучшей стороны, да и по физподготовке молодцом, отметки самые высокие.
Гус заметил, что капитан и сержант Джекобс тоже заулыбались, но заподозрил неладное, когда капитан задал ему вопрос:
– Ну, так о чем поговорим? О себе рассказать не желаете?
– Так точно, сэр, – ответил Гус, стараясь подладиться под это неожиданное дружелюбие.
– В таком случае приступим, Плибсли, – сказал сержант Джекобс с довольным видом. – Расскажите нам о себе. Мы все – внимание.
– Расскажите о вашей учебе в колледже, – предложил капитан Смитсон, переждав несколько затянувшееся молчание. – В личном деле сказано, что вы посещали колледж с двухгодичным курсом обучения. А спортом вы там увлекались?
– Никак нет, сэр, – прохрипел Гус. – То есть я пробовал бегать. Но не хватало времени, чтобы работать над этим всерьез.
– Держу пари, вы были спринтером, – улыбнулся лейтенант.
– Так точно, сэр, пытался бегать и с барьерами, – сказал Гус, силясь выдавить ответную улыбку. – Но мне приходилось еще подрабатывать и сдавать пятнадцать зачетов, сэр. Я вынужден был уйти с дорожки.
– Какая у вас была специализация? – спросил капитан Смитсон.
– Деловое администрирование, – ответил Гус и пожалел, что не добавил «сэр». Ветеран вроде Уилсона никогда бы так не оплошал. Он бы нашпиговал «сэрами» каждое предложение. Сам же Гус покамест не привык к своему полувоенному положению.
– А чем вы занимались перед поступлением к нам? – поинтересовался Смитсон, листая папку. – Работали в почтовом отделении, не так ли?
– Никак нет, сэр. В банке. Работал в банке. Четыре года. С тех пор как окончил школу.
– Что же привлекает вас в работе полицейского? – спросил капитан, подперев карандашом загорелую морщинистую щеку.
– Высокая зарплата и социальные гарантии, – ответил Гус и поспешно добавил: – И, разумеется, сама профессия. Это настоящая профессия, сэр, и я пока что в ней нисколько не разочаровался.
– Не такие уж и щедрые у полицейских оклады, – сказал сержант Джекобс.
– Для меня это лучшая возможность, сэр, – признался Гус, решившись быть откровенным. – Четыреста восемьдесят девять долларов в месяц. Раньше я и думать не мог о таких деньгах. А ведь у меня двое детей да еще один на подходе.
– И это в двадцать два года! – присвистнул сержант Джекобс. – Как вам удалось?
– Мы поженились сразу после школы.
– А колледж заканчивать вы не намерены? – спросил лейтенант Хартли.