Новые горизонты
Шрифт:
— Да, Александр, мои рельсы дороже европейских железных, но выгоднее. Дорогие-то они дорогие, но пятнадцать лет прослужат, а дешевые европейские — всего два-три года, а то и год. Мои за пуд рубль восемьдесят восемь копеек идут, а европейские, с учётом пошлины, — рубль пятьдесят шесть. Вот и считай. По закупке-то, выходит, велика разница, а по итогу — нет. На один мой из Европы штук пять английских или немецких надо привезти. Даже их стальные всего лет десять служат, а стоят два рубля семьдесят копеек.
— А свои стальные собираетесь делать?
— Конечно. В прошлом году я построил первый в России Бессемеровский аппарат, в этом построю второй, в два раза больший, а через год, если поможешь, мартен поставлю. Вот тогда и
— Сделаем.
Создание новых рельсов — процесс настолько захватывающий, что у меня от печального настроения, навеянного кладбищем, довольно быстро не осталось и следа. Сначала в пудлинговой печи растапливают чугун, потом его прямо в печи начинают перемешивать длинными железными штангами. Во время этого процесса на штангу налипают сгустки железа, преобразовавшегося из чугуна, и образуют тестоподобную крицу-ком. Это тяжёлая работа, воистину для настоящих силачей: штанга десять кило весит да крица налипшая килограмм под сорок-пятьдесят.
Скопившуюся крицу вынимают из печи, соскабливают со штанги и на железной тачке везут к паровому молоту. Молот начинает прессовать крицу — сначала слегка, далее всё сильнее и под конец уже дубасит по ней в полную силу, да так, что после каждого удара шлак в виде огненных брызг разлетается во все стороны. Затем ещё не остывшую крицу прокатывают сквозь вальцы, и таким образом получается плитка довольно жёсткого получугуна-полужелеза.
Дальнейший её путь зависит от того, для чего она нужна: если для производства стали или более мягкого железа, то процесс плавления повторяется, но уже в другой пудлинговой печи; если для производства рельсов, то плитку просто везут к сварочной печи. И вот возле неё встречаются уже все компоненты будущего рельса. Там они складываются один на другой, и создаётся, как говорит Николай Иванович, пакет: сверху — плитка стали, внутри — плитки мягкого железа, внизу — плитки железа большей твердости.
Собранный пакет кладётся в сварочную печь и накаливается. Потом, уже раскалённый, он прокатывается сквозь нажимные вальцы, нагревается вторично и, наконец, прокатывается сквозь черновые и беловые вальцы, из которых выходит уже настоящим рельсом. Рельс этот ещё в раскалённом виде подставляют под круглую пилу, и она, визжа и рассыпая искры, опиливает его с двух концов в требуемый размер. Сразу же в нём пробиваются дыры под связующее крепление, и рельс готов.
— Александр, обрати внимание на ловкость моих мастеровых. Нынче за границей кое-кто пытается мой опыт повторять. Но они пакеты проволокой связывают, мои же рабочие считают, что это замедляет работу, а потому приноровились без всякой связки вчетвером сажать в печь эти пакеты, весом, кстати, по восемнадцать пудов (288 килограмм). После этого делают ещё более сложную операцию — передвигают пакет в печи с места на место так, чтобы он не рассыпался и чтобы железные и стальные полосы, составляющие его, не сдвинулись со своих мест.
— Да, впечатляет.
— О да! — Николай Иванович с улыбкой покивал. — А теперь пройдём в тигельный цех, который я готов предоставить тебе в аренду.
Тут оказалось, в аренду мне хотят отдать не весь завод, а лишь его часть — тигельный цех, но... в аренду бесплатную. Видать, я чего-то в прошлый раз недопонял. Ой да ладно, упало в руки так упало, будем считать это новогодним подарком.
Цех меня поначалу не впечатлил — маленький он, однако. Не представляю, как я его использовать стану. Конечно, можно всё переоборудовать. Вот только под какое производство? Здание кирпичное, небольшое, но хорошее, сразу видно, очень прочное. И, что немаловажно, потолки в нём высокие, есть где разгуляться с установкой подвесного оборудования, если таковое понадобится. Стоит печь для тигельной плавки на четыре тигля, но пространство позволяет расширить печку и до десяти тиглей.
Путилов похвастался, что сконструированные им печные горны плавят сталь на коксе в три раза быстрее, чем на
Как результат, тигельная плавка на "Аркадии" остановлена. Может, организовать здесь выплавку специальных сталей и редких сплавов? Мне качественная сталь позарез нужна — на стволы для револьверов, на ответственные детали станков, на инструмент, на некоторые виды проволоки (например, для изготовления пружин), причём сталь с определёнными свойствами в каждом конкретном случае. Опять же патронную латунь тут удобно варить.
А что? Во всём этом есть смысл. Так-так-так, а железо из передельных печей отлично подойдёт для трубного проката, да и саму прокатку труб стоит запустить. М-м... не. Места маловато. А вот если пристроить ещё один цех (пространство позволяет, и Николай Иванович не против), то в нём можно устроить крупномасштабную прокатку проволоки и труб разного диаметра, а металл на это брать с "Аркадии". В итоге будет у меня этакий компактный центр новых технологий, защиту и охрану которого нетрудно организовать по всем правилам. Часть рабочих живёт в бараке, расположенном на заводской территории, своих красноярских архаровцев я могу поселить туда же. Подновим кирпичный забор, окружающий всё это хозяйство, в помощь бизонам наймём ещё охранников и сделаем из предприятия супер-пупер-конфетку.
Новые планы так взбодрили, что я начал носиться по территории, засовывая свой нос во все более-менее значимые места, на ходу прикидывая, где и что стану менять. Даже по бараку прошёлся, выясняя, как работники живут. Николай Иванович следовал за мной по пятам и был явно доволен моим интересом, а когда я высказал ему свои планы по переобустройству, он их полностью поддержал. Ну, значит, так тому и быть. Мы обсудили все вопросы по взаимодействию с руководством "Аркадии" и отправились дальше — на Путиловский.
Ну, что сказать? Не поразил меня петербургский металлургический гигант. Совсем не поразил. Даже немного огорчил. Ожидал я чего-то большего, а тут... мать твою... С одной стороны, завод, конечно, немаленький, как-никак две тысячи рабочих трудится, а с другой... оборудование в цехах довольно примитивное: опять те же пудлинговые и сварные печи, опять тот же рельсовый прокат, плюс проковка котельного и прочего железа. Несколько вагранок стоят. Рядом махонький бессемеровский конвертер, всего на семьдесят пять пудов металла (1200 килограмм). Что интересно, Путилов его построил сам, без какой-либо помощи западных инженеров, вдобавок через месяц обещает достроить второй, в два раза больше. Эх... конвертер — это по нынешним временам, безусловно, круть несусветная, в России ничего подобного ещё нет, но вот остальное...
Вообще, Путилов, начав отстраивать заново этот завод, совершил, можно сказать, эпический подвиг, который в той моей жизни смогли повторить лишь в Великую Отечественную войну, причём с чрезвычайным напряжением всех сил государства. В такое трудно поверить, но Николай Иванович умудрился за каких-то восемь дней организовать новое, прекрасно действующее предприятие практически на голом месте. А началось всё с паники на Николаевской железной дороге. В декабре одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года в среднерусской полосе ударили сильные морозы и на всех железных дорогах империи рельсы стали выходить из строя. Закупленные в большинстве своём в Англии и рассчитанные на европейский климат, они в русские холода просто лопались при любой нагрузке. Запасы для ремонта в мастерских таяли с чудовищной скоростью. Железнодорожное сообщение Москва — Санкт-Петербург грозило встать долгой зимой намертво, а доставить новые рельсы быстро не получалось.