Новые Кроманьонцы. Часть 2
Шрифт:
Он пропустил Корбена вперед, прошел блокиратор, потом обернулся и со щелчком поставил его на место. Тут же в них ударил луч мощного прожектора, хотя и был день. Но он требовался не для освещения — смотреть приходилось только под ноги, свет буквально выжигал глаза, не давая сориентироваться.
У амбразуры КПП человек в красном кафтане достал из широкого рукава конверт и протянул его в щель. Через несколько минут послышался легкий щелчок и перед ним открылась дверь.
На другой стороне КПП их поджидал легкий открытый транспорт, на котором они доехали до единственного здания на огромной
На входе стояли два крепких охранника в добротной, явно сделанной на заказ униформе, легких дорогих бронежилетах и черных кожаных перчатках, рядом с ними был красавец-офицер в черном берете с соколиным пером. Он отдал честь человеку в кафтане и внимательно ознакомился с сопроводительными документами, которые тот вновь достал из своего рукава. Потом повернулся к бойцам и скомандовал: «Пропустить обоих».
Охранники откатили в стороны легкие бутафорские щиты с нарисованными на них окнами, за ними оказалась огромная металлическая дверь. Человек в красном кафтане опять достал ключ, висящий на шее, вставил в замочную скважину и повернул на пол оборота. Потом набрал длинный код на цифровой панели и приложил ладонь к считывателю. Огромная дверь бесшумно открылась, и они оказались в небольшом, около двадцати квадратных метров, помещении с мягким диваном, изящными креслами перед ним, ковром на полу и массивными светильниками на стенах. После того, как огромная дверь встала на место, сбоку выкатилась легкая стена, которая плотно закрыла проход. Комната слегка дрогнула и… плавно поехала вниз. Корбен понял, что это была кабина лифта.
Человек в красном кафтане сел в кресло и указал рукой на стоящее напротив. Корбен сел и приготовился слушать. Но тот совсем не торопился начинать разговор. Он перебирал четки и в упор смотрел на собеседника.
— Я фараш, — наконец сказал он. — Это не имя, это моя должность.
— Очень приятно, господин фараш, — сказал Корбен. Он и правда был рад, что у него появилась возможность все выяснить, — а вы можете объяснить куда и с какой целью мы едем? И чем вы занимаетесь на этой должности?
— Будет намного лучше, господин Даллас, если вы сразу усвоите главное: вы не там и не в том положении, чтобы самому задавать вопросы, — спокойно сказал фараш. — Я всего-навсего слуга великого визиря, который выполняет его приказы столь же радостно и беспрекословно, как сам визирь служит великому халифу Абдул Меджиду III, да будет он править вечно!
Фараш выжидательно посмотрел на Корбена и, удостоверившись, что тот не пытается возражать или спрашивать, продолжил:
— Моей задачей является подготовить вас к встрече с великим визирем. От этой встречи зависит очень многое, включая ваше будущее и будущее вашего бизнеса. Вам все понятно, господин Даллас?
Корбен согласно кивнул.
— Вам следует знать, — продолжил фараш, глядя на Корбена тяжелым взглядом, — мы во всем пытаемся возродить традиции и этикет наших предков, когда Халифат был примером для подражания всех стран. Вы ведь согласны, что с этикета начинается все — от идеологии до экономического процветания?
Корбен никак не мог понять куда клонит собеседник и вежливо кивнул.
— Так вот, —
Корбен с изумлением посмотрел на фараша, но тот был абсолютно серьезен, и просто ждал, перебирая четки левой рукой. Было ощущение, что он совершенно уверен в нужном ему ответе, и предложение — просто мягкая форма приказа.
— Нет, — твердо сказал Корбен, — это абсолютно исключено.
По лицу фараша на мгновение промелькнула тень удивления.
— Господин Даллас, — не отводя глаз продолжил он, — ведь это символ, не более того. Простая дань традициям.
И, не дав Корбену время для ответа, предостерегающе поднял вверх указательный палец:
— И не забывайте, господин Даллас, великий визирь очень богат. Вы не только вернете все украденные деньги, вы забудете о своих финансовых проблемах на долгие годы вперед. Мы знаем, кто украл ваши деньги и в силах покарать воров по всей строгости нашего закона. Это все не стоит простой формальности, о которой я вас прошу?
Фараш говорил медленно и тяжеловесно, слова его падали как тяжелые камни. При этом он буквально давил своим взглядом, не мигая и ни на секунду не отводя глаз.
Корбен почувствовал, что ему как-то неудобно отказывать этому весьма уважаемому человеку. И о чем он просит-то, ведь действительно какая-то мелочь, которая имеет значение только для этой страны…
— Господин фараш, — сказал Корбен. — Я думаю, нам все-таки стоит придерживаться обычного протокола для переговоров. Если вы требуете выполнения традиций своей страны от иностранных партнеров, то нам лучше сразу вернуться и не огорчать великого визиря моим поведением.
Взгляд фараша как-то сразу потух и потерял свою силу.
— Ну что ж, господин Даллас. Я хотел вам помочь, но вы мою помощь не приняли. Такой ритуал обязателен только для жителей Халифата, с вашей стороны это было бы просто хорошим тоном, не более. Но постарайтесь не отвечать отказом великому визирю, если он вас о чем-то попросит. И упаси вас бог смотреть ему в глаза или перебивать его речь.
ПОДЗЕМНЫЙ МИР
Фараш хлопнул в ладоши, и легкая стена быстро откатилась в сторону. Лифт двигался настолько плавно, что Корбен и не заметил, когда он остановился.
Их встречали семеро охранников, одетых так же, как и эскорт вали Измира — в кожаных безрукавках и широких шароварах, с изогнутыми мечами в руках. Их было по трое с каждой стороны от выхода из лифта, в центре стоял старший. Он сделал какое-то ритуальное движение мечом, собираясь приветствовать, но фараш быстрым шагом вышел из лифта, и ему пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы дать пройти.
Фараш не оглядываясь быстро шел вперед, Корбен следовал за ним, сзади бесшумно двигался кортеж.
Они оказались в огромной подземной пещере. По пути им встречались колонны сталактитов и поднимающихся им навстречу сталагмитов, искусно подсвеченных разноцветными скрытыми светильниками.
Потом они прошли настоящее озеро, вода в котором казалась совершенно черной, а по его поверхности грациозно плавали большие белые лебеди. Половина озера была ярко освещена, а другая мягко уходила во мрак.