Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
Он застонал.
Остановился, раскачиваясь.
Знал ведь, чувствовал! Суперэлита спаривается легко и естественно, как кролики. Убить их надо было, столичных ботаников…
Молодой мужчина выдрал из рабочих штанов ключ от чужой квартиры, с размаху воткнул его в землю и ввинтил по самую головку: «Открывайте, твари!»
Заколотил ногой в землю — словно в люк стучал. Похоже, чуточку сошёл с ума. Или не чуточку…
Откуда у него ключ? Ну, было дело: его Любимая на пару с подружкой занималась курсовым проектом в этой их шикарной квартире — что-то чертили. Отвлекаться не могли,
«А-а-а! — упал он на колени и уткнулся лбом в загаженный песок. — А-а-а, не могу!.. Что же это…»
Ведь хотели ребёнка. Откладывали… срок себе установили — сразу после диплома…
Всё было не так. Криво, глупо, бездарно. Из холодильника фреон вытек. Ни с того ни с сего. Надо было нормальный покупать, а не Минского завода. Стиральная машина два дня как накрылась, заодно затопив соседей внизу… Что ж так — разом-то?!!
Чтоб не сомневался — жизнь кончена.
Он стонал и выл: «Это всё! Всё! Больше не могу!» Он бил ладонями песок…
На работе — такая фигня, что хоть беги из города. С крана рухнул бетонный блок и проломил лестничный пролёт. Стальное «ухо» в плите сгнило, но ему сказали: ты плохо закрепил, парень. Хотят ущерб на него повесить. Когда он сегодня ночью со смены рванул, прораб выразился откровенно: лучше не возвращайся… Ещё футбол этот… и тоже вчера. Просрали кубок, как дизентерийные. Нас сделали, как детей. Такой облом…
Он упал на живот, скорчился, распрямился, снова скорчился.
«Как детей… Суки… Элита чёртова… Это — конец… Чтоб я так жил, суки…»
Через миг — катался по земле.
«Это — всё… Я мертвый… Не могу больше, больше не могу… Конец…»
В двухстах метрах отсюда другая страдалица, шагнув с балкона, отдала себя асфальту. Жертва была принесена. И была принята…
«Всё, всё… Не хочу, не могу!.. Это — всё!..»
Вопли несчастного были услышаны: песок под ним ожил, заструился, задвигался. Твердь подалась, как лоно любимой женщины, — расступилась, стала мягкой и влажной. Тёмный овал возник вокруг корчащегося тела, превращаясь в воронку. Человек получил, что просил: полминуты хватило, чтоб тело целиком ушло в глубину. Земля приняла своего несчастного сына и похоронила его — вместе с его болью. Рыдания и стоны оборвались. Детская площадка вновь была пуста.
Песок содрогался ещё секунду и успокоился.
Затаился — живой, голодный, ждущий.
А потом во дворик вбежали двое…
Так вот откуда взялась здесь «зыбучка», неспешно размышлял Барсуков, стряхивая с себя обрывки чужих страстей. Вот чьими мольбами
Чудо не бывает жутким, шепнул Барсукову кто-то — детским голоском. Невелика заслуга — провалиться под землю. Ты останься наверху, на поверхности, когда мир под тобой рухнул, это и будет настоящим чудом.
Ты правда так думаешь, спросил он.
А то. Стала бы я тебе иначе помогать…
И шёпот улетел, как фантик, подхваченный порывом ветра.
«Подними руки! Подними быстро! Вверх руки!» — носились над землей чьи-то крики, назойливые, как голодные птицы, клевали в темя, лишая заслуженного покоя. Это что, требование капитуляции? Отмахнуться… Пошли прочь, твари…
Сознание вернулось рывком.
Мотор взрыкивал над самым ухом. Барсукова тащили куда-то, медленно и неудержимо. А потом, когда всё остановилось и стихло, его перевернули на спину и тревожно спросили:
— Ау, ты живой?
Он открыл глаза. Небо слепило. Холодный ветер прицельно бил сквозь мокрую футболку. Он попытался сесть, ему с готовностью помогли. Он огляделся, мучительно щурясь. Пожилой мужчина суетился вокруг: освобождал Барсукова от троса, продетого под мышками… Ага, и «жигуль» рядом, латаная «восьмёрка»… Положение определилось. Водитель, подоспевший так вовремя, выволок утопающего из трясины. Подцепил буксирным тросом, пока тот был в отключке…
Я живой, хотел ответить пострадавший.
Живой!!!
— Зову — молчишь, — озабоченно говорил мужчина. — Тебя увидел — глазам не поверил. Чтоб у нас такая пакость… да никогда! Не думал, что такое вообще бывает. Подниму соседей, огородим яму. С утра — к коммунальщикам… Честно хочешь? Когда эта девчушка мне в лобовое стекло заколотила и начала визжать, что в соседнем дворе человек умирает, я сначала подумал — ножичком кого по пьяни… или там кирпичом… Ну, ты как?
— Спа… сибо, — вытолкнул из груди Барсуков. Его била крупная дрожь — А где…
— Чего где?
— Птаха.
— Эй, спокойно. Чудится тебе что-то. Спиртику сейчас дам, согреешься.
— Не… Я говорю, девочка где?
— Девочка? Ах, это… Не знаю. Я из машины выскочил — нету никого, как не было. Убежать не могла, не успела б. Вот, думаю, спросонья примерещилась, что ли…
Может, и примерещилась. Кепка с надписью «Будь другом» по-прежнему висела на торчащей из песка палке, как будто никто не забирал её оттуда и не пытался водрузить Барсукову на темя. С другой стороны, кошелёк валялся на траве, закинутый собственной рукою его, — но это ведь слабое доказательство.
— А я, значит, кемарил в машине, — зачем-то пояснил спаситель. — В том дворе, через проход. С дачи вернулся, ключи забыл, старуха звонок не слышит. С утреца хотел дочке позвонить. А тут вдруг — девчонка, с виду — бомж бомжом. Разбудила. Меня аж подбросило от её голоса… Я тебе честно скажу, не обижайся. Если эта пацанка мне приснилась, то ты — обалденный везунчик. Встречал я людей вроде тебя, из любой задницы выберутся и краше станут… — Пожилой автовладелец, добродушно хмыкая, складывал буксир в багажник.