Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
Хлопнула за спиной дверь квартиры. «Ключи, ключи забыл! — завопил внутри него кто-то нервный. — Как обратно попадешь?» «Как-нибудь», — успокоил его Джер, и тот заткнулся.
Глупый… Зачем Джеру обратно в клетку? Жить нужно под небом!
Лестница пела под его ногами — потому что пел он сам. Весь, внутри и снаружи.
Джер вырвался из гулкой пасти подъезда, а вслед ему неслось эхо шагов. Он пробежал еще немного, резко остановился и вскинул руки, как танцор фламенко. Запрокинул голову…
Небо!
Синее, синее, синее!
Солнце!
Слепящее, яркое, сильное!
Облачко…
Одно-единственное
Джер закрыл глаза, помотал головой, медленно возвращая равновесие. На изнанке век таял жгучий след солнца. Джер тихо засмеялся и открыл глаза, чтобы смотреть на мир, потому что мир прекрасен.
Счастье!
И он пошел туда, куда его звал этот день.
А день решил поиграть с Джером в прятки, не иначе. Сначала он заманил Джера в метро, но денег в карманах куртки и джинсов не нашлось, и Джера туда не пустили. Потом Джер заплутал в подземном магазине, еле выбрался наверх и решил больше под землю не соваться. Он засмотрелся на воробьев, прыгающих по газону и клюющих какую-то дребедень, и понял, что голоден. С лотка уличной торговки Джер стянул булку с сахаром. Ха! Это было весело! Толстая тетка гналась за ним два квартала, Джер оборачивался на бегу и корчил ей рожи, а потом вдохнул поглубже, нырнул в проходной двор — и вынырнул по ту сторону уже без тетки.
Остатки булки он скормил воробьям — не тем, другим, но таким же беззаботным. Он и сам чувствовал себя воробьем. Чирик! Жизнь полна удивительных радостей!
Захотелось летать.
Короткая улица вывела его на набережную. Джер не полез в переход, перешел полное машин набережное шоссе поверху. Машины стояли в пробке и сделать ему ничего не могли, только сердито гудели. Замечательно!
Что-то большое, цветное, яркое росло внутри него, словно кто-то надувал там воздушный шарик. Джер почувствовал, что, если сейчас расхохочется, изо рта станут вылетать радужные пузыри, подобно мыльным пузырям, какие он пускал в детстве, но без противного мыльного вкуса. Он пошел вдоль набережной, поглядывая на реку и тихо смеясь, но старался не размыкать губ — пусть то, что внутри, созреет, и тогда он выпустит его целиком.
Вода в тени парапета была темной, от случайного волнения собиралась мелкими складочками, от нее отскакивали зеркальные зайчики. Джер дошел почти до моста и тут вдруг увидел бабочку. Первую бабочку этой весны! Пронзительно желтая лимонница порхала, купаясь в солнечных струях. Джер вытянул руку ладонью вверх, и бабочка на мгновение опустилась ему на ладонь, легкая и сказочная, и тотчас вспорхнула, полетела прочь.
Джер засмеялся от счастья.
Под опорой моста кто-то оставил цветные мелки. Джер жадно схватил их. Это была удача… нет, больше! Это был знак! Покрытый пятнами сырости бетон манил к себе, взывал, требовал.
Джер щедрыми штрихами разметил полотно. Он рисовал все, что с ним было сегодня, — улицу, переход с буквой «М», тетку-лоточницу, воробьев, подворотню, — но все это оказалось маленьким, дома валились в перспективу улиц, река загибалась вокруг упаковочной лентой, а поверх всего сияла желтизной бабочка… БАБОЧКА!.. то ли изломанная восьмерка, то ли угловатый амперсанд… то, что весь день копилось
Мелки кончились. Последним движением, привычно стирая пальцы о шершавость стены, он поставил внизу свой тэг — «GeR»…
И заметил кое-что странное.
Кое-что…
На бетоне опоры, гораздо правее и ниже рисунка, куда не добрались его мелки, виднелось полустертое, но еще различимое…
«GeR» — было выведено там единым росчерком. Большая «G», большая «R», а между ними, словно петля на связующей ниточке, — маленькая «e». И смешная закорючка апострофа наверху, в точке, куда сходятся условные лучи надписи, — словно гвоздь, на который повешена картина. Этот тэг он узнал бы и в аду. А рядом проступал эскиз бабочки. То ли изломанная восьмерка, то ли угловатый амперсанд…
Разве он был здесь раньше?! Он? Был?!!
— Стоять, — лениво сказали у него за спиной. — Руки! Без глупостей. Документы.
Джер медленно обернулся.
Двое в форме. С дубинками. Не очень злые, но отнюдь не добрые. Ох, недобрые… Патруль. Вон и третий из машины вылазит…
Джер покорно предъявил измазанные мелками руки.
— Как зовут? — без интереса спросил подошедший.
— Джер, — улыбнулся Джер тающей тенью улыбки этого дня.
— Чё-то я так и думал, — сказал полицай.
Двое других заухмылялись.
День кончился.
— Что же вы так, Андрей Матвеевич?
Голос инспекторши сочился сочувствием — фальшивым, как три доллара одной бумажкой. Нет, хуже — как три с половиной.
Зато Андрею было стыдно по-настоящему.
«Сволочь Таракан, — думал он, морщась от неловкости. — Тоже мне приятель. Мог бы предупредить… Нет, это специально он, специально меня. Обиделся? Из-за Вики, что ли? Чушь! Хотя Таракан мог, он мстительный… Две сотни ему отдал, в участок попал из-за него, работу прогулял…»
— По месту работы мы уже сообщили…
Теперь в голосе инспекторши слышалось удовлетворение. Неподдельное. «По месту работы…» Андрей представил себе реакцию начальства на звонок. А особенно — замначальства. Ох, мать… Его бросило в пот.
— Зачем? — спросил он.
Хотел спросить деловито, получилось жалобно. Инспекторша наслаждалась. Она даже спину прогнула по-кошачьи, а пальчиками с ярко-красным лаком на ногтях так впилась в край стола, что Андрею показалось — проткнет столешницу насквозь. «У-у, садюга! — обреченно подумал он. — Щас с ней будет оргазм на рабочем месте… Ну, может, потом отпустит меня».
— Согласно инструкции, — томно мурлыкнула стерва, — вам обязаны выплатить выходное пособие в размере трехмесячной зарплаты. Если возникнут проблемы — обращайтесь, вы теперь у нас на учете, будем содействовать.
— Что? — растерялся Андрей. — Какое пособие?
— М-м-м. — Инспекторша закатила глаза. — Ну, мы же не можем настаивать, чтобы наших подучетных продолжали держать на их прежней работе. Нет, увольнять надо решительно и без проволочек. Вы же знаете, Андрей Матвеевич, времена нынче сложные, хорошая работа ценится, желающих много… Ммм… Никто не захочет иметь в штате сотрудника, не способного выполнять свои функциональные… ах!.. обязанности.