Новые мученики российские
Шрифт:
Отец В. Беллавина предвидел, что сын его будет необычайным. Однажды, когда он с тремя сыновьями спал на сеновале, то вдруг ночью проснулся и разбудил их. «Знаете, заговорил он, я сейчас видел свою покойную мать, которая предсказала мне скорую кончину, а затем, указывая на вас, прибавила: этот будет горюном всю жизнь, этот умрет в молодости, а этот — Василий — будет великим».
Понял ли старец священник, что его сына будут на всех ектеньях по всей России и даже по всему миру поминать великим господином? Пророчество явившейся покойницы со всею точностью исполнилось на всех трех братьях.
И в академии, как и в семинарии, студент Беллавин был всеобщим любимцем. Это особенно сказалось, когда ректор академии епископ Антоний, впоследствии митрополит Петербургский, сменил за неблагонадежность выбранного
В 1888 г. Беллавин 23 лет от роду оканчивает академию и в светском звании получает назначение в родную Псковскую духовную семинарию преподавателем. И здесь он был любимцем не только всей семинарии, но и города Пскова. Жил он в патриархальном Пскове скромно, в мезонине деревянного домика, в тихом переулке близ церкви «Николы Соусохи» (там сохранилось много старинных названий), и не чуждался дружеского общества.
Но вот разнеслась неожиданная весть: молодой преподаватель подал архиепископу прошение о принятии монашества, и скоро будет его пострижение. Епископ Гермоген, добрый и умный старец, назначил пострижение в семинарской церкви, и на этот обряд, редкий в губернском городе, да еще над человеком, которого многие так хорошо знали, собрался чуть не весь город. Опасались, выдержат ли полы тяжесть собравшегося народа (церковь во втором этаже семинарского здания) и, кажется, специально к этому дню поставили подпорки к потолкам в нижнем этаже. Очевидцы помнят, с каким чувством, с каким убеждением отвечал молодой монах на вопросы архиерея о принимаемых им обетах: «Ей, Богу содействующу». Постригаемый вполне сознательно и обдуманно вступал в новую жизнь, желая посвятить себя исключительно служению Церкви. При постриге не случайно дается столь соответствующее ему имя Тихона, в честь святителя Тихона Задонского.
В 1891 г. на 26 г. своей жизни он принял монашеский постриг.
Из Псковской семинарии иеромонаха Тихона переводят инспектором в Холмскую духовную семинарию, где он вскоре затем был и ректором ее в сане архимандрита. На 34-ом году, в 1898 г. архимандрит Тихон возводится в сан епископа Люблинского с назначением викарием Холмской епархии. Очень недолго он был на положении викарного епископа. Через год он получает самостоятельную кафедру в стране далече — Алеутско-Аляскинскую, в Северной Америке, которую принял по монашескому послушанию.
С каким волнением уезжал в далекие края молодой епископ, вместе с младшим своим братом, болезненным юношей, покидая в Псковской губернии горячо любимую им мать-старушку; отца его тогда уже не было в живых. Брат его скончался на руках преосвященного Тихона, несмотря на все заботы о нем в далекой Америке, и лишь тело его было перевезено в родной Торопец, где жила еще старушка-мать. Вскоре, с ее кончиной, не осталось в живых никого из родственников будущего патриарха.
И в Америке, как и в предыдущих местах службы, епископ Тихон снискал себе всеобщую любовь и преданность. Он очень много потрудился на ниве Божией в Северной Америке и Североамериканская епархия очень многим ему обязана. За то его бывшая там паства неизменно помнит своего архипастыря и глубоко чтит его память.
Сам он вспоминал об этом времени, как о том, которое расширило его церковно-политический кругозор, познакомило с новыми формами человеческих взаимоотношений и подготовило к тому, что пришлось ему испытать впоследствии.
За время службы в Америке (около 7 лет) преосвященный Тихон только один раз приезжал в Россию, когда был вызван в Св. Синод для участия в летней сессии. Тут перед высшими иерархами и перед светскими правителями церкви — тогда оберпрокурорствовал еще К.П. Победоносцев — обнаружились духовно-административные таланты молодого епископа. В 1905 г. он был возведен в сан архиепископа, а в 1907 г. призван к управлению одной из самых старейших и важнейших епархий в России, — Ярославской. Там, в Ярославле, он пришелся всем по душе. Все полюбили доступного, разумного,
Ярославцам казалось, что они получили идеального архипастыря, с которым никогда не хотелось бы расставаться. Но высшее церковное начальство преосвященного Тихона скоро перевело на Виленскую кафедру, а в Ярославль прислали виленского архиепископа Агафангела. Проводы преосвященного Тихона в Ярославле были необычайно трогательны: всеобщая любовь и уважение к нему ярославцев сказались в том, что городская Дума избрала его почетным гражданином Ярославля, — отличие, не выпавшее на долю ни одному, кажется, из тогдашних архиереев.
В Вильне от православного архиепископа требовалось много такта. Нужно было угодить и местным властям и православным жителям края, настроенным иногда крайне враждебно к полякам, нужно было и не раздражать поляков, составлявших большинство местной интеллигенции, нужно было всегда держать во внимании особенности духовной жизни края, отчасти ополяченного и окатоличенного.
Для любящего во всем простоту архиепископа Тихона труднее всего было поддерживать внешний престиж духовного главы господствующей церкви в крае, где не забыли еще польского гонора и высоко ценили пышность. В этом отношении простой и скромный владыка не оправдывал, кажется, требований ревнителей внешнего блеска, хотя в церковном служении он не уклонялся, конечно, от подобающего великолепия и пышности и никогда не ронял престижа русского имени в сношениях с католиками. И там все его уважали. Вот он едет из Вильны на свою великолепную архиерейскую дачу, Тринополь, в простой коляске и в дорожной скуфейке, к ужасу русских служащих; но все, кто его встречал и узнавал русские, поляки и евреи, низко ему кланялись. Во время прогулки по «кальварии», — так назывался ряд католических часовен вокруг архиерейской дачи, посвященных разным стадиям крестного пути Христа на Голгофу, — перед архиепископом вставали и приветствовали его все католики, служившие при часовне, хотя он был в подряснике и шляпе.
Здесь, в Вильне, преосвященного застало в 1914 г. объявление войны. Его епархия оказалась в сфере военных действий, а затем через нее прошел и военный фронт, отрезавший часть епархии от России. Пришлось преосвященному покинуть и Вильну, вывезши лишь св. мощи и часть церковной утвари. Сначала он поселился в Москве, куда перешли и многие виленские учреждения, а потом в Дисне, на окраине своей епархии. Во всех организациях, так или иначе помогавших пострадавшим на войне, обслуживавших духовные нужды воинов и т. п., преосвященный Тихон принимал деятельное участие, посещал и болящих и страждущих, побывал даже на передовых позициях, под неприятельским обстрелом, за что получил высокий орден с мечами. На это же время падает и присутствие архиепископа Тихона в Св. Синоде, куда он неоднократно вызывался правительством.
Между прочим, по поручению Синода, он должен был совершить далекое и не особенно приятное путешествие в Тобольск для расследования громкого дела о самовольном прославлении мощей пресловутым епископом Варнавой, которого поддерживал Распутин. Как всегда, преосвященный Тихон действовал примирительно и много способствовал благополучному окончанию дела.
Всего тяжелее оказалось положение архиепископа Тихона в дни революции, когда он был в Синоде, а в кресле К.П. Победоносцева и В.К. Саблера оказался неуравновешенный В.Н. Львов. Тотчас же революционный обер-прокурор изгнал из Синода митрополитов Питирима и Макария, получивших свои посты не без влияния Распутина, но и остальным членам Синода трудно было ладить с В.Н. Львовым.