Новые приключения Шерлока Холмса (антология)
Шрифт:
— А ваше мнение? — осведомился я.
— Я не верю в проклятия, однако не верю и в совпадения. Те, у кого есть самые веские причины для беспокойства, то есть жители Эддлтона, приписывают свои беды раскопкам сэра Эндрю. Возможно, они и ошибаются, выводя одно из другого, однако это не значит, что между двумя явлениями нет вовсе никакой связи. Что касается источников воды, то Эддлтон располагается в долине, окруженной холмами из известняка. Вода в таких районах славится чистотой. Насколько я помню, в деревнях на юге Дербишира каждое лето устраивают праздник в честь тамошних кристально чистых, потому что они бегут по
— А иное объяснение у вас есть? — поинтересовался я.
— Пока еще слишком рано, — заметил мой друг. — Будет серьезной ошибкой строить гипотезы, пока у нас так мало данных. Сейчас нам следует попробовать добыть еще какие-то сведения, чтобы получить целостную картину.
На следующий день он спросил:
— Скажите, вы заняты вечером, Ватсон?
Когда я ответил отрицательно, он предложил:
— Может быть, посетим вечернюю лекцию в Олдриджском институте? Мистер Эдгар, отличившийся в Эддлтоне, сделает сообщение под названием «Камни и звезды». По-видимому, в основе его работы лежит теория сэра Нормана Локьера, согласно которой древние религиозные сооружения возводились с учетом движения небесных тел.
Институт располагался в отдаленной части Южного Лондона, и на лекцию мистера Эдгара явилось не так уж много слушателей. Однако вечер оказался весьма интересным. Сам Эдгар, человек лет сорока, с длинной гривой ученого, в круглых очках, придававших ему сходство с хищным филином, выказал в своей лекции незаурядную живость ума. С помощью волшебного фонаря он продемонстрировал нам множество сделанных им самим снимков, которые были не только весьма познавательными, но иногда и необычайно эффектными. Мне особенно врезалось в память изображение величественного дольмена Стоунхенджа, подсвеченного сзади восходящим в день зимнего солнцестояния светилом. Доводы в пользу теории Локьера, при всей их сложности, он весьма доходчиво излагал непросвещенной аудитории, и я счел их весьма убедительными.
Когда по окончании лекции скудный ручеек присутствующих слушателей начал вытекать из зала, Холмс поднялся со своего места и подошел к Эдгару, отдававшему какие-то распоряжения помощнику, который управлял проектором.
— Мы получили большое удовольствие от вашего выступления, — произнес Холмс.
— Благодарю вас, господа, — отозвался лектор. — Надеюсь, вы не репортеры.
— А почему вы ожидали увидеть тут репортеров? — осведомился Холмс.
— Потому что со времени смерти сэра Эндрю Льюиса представители этой профессии не оставляют меня своим вниманием. А мне решительно нечего сообщить прессе.
— Смею вас уверить, мы вовсе не журналисты, — проговорил мой друг. — Я Шерлок Холмс, а это мой коллега, доктор Ватсон.
Глаза лектора за стеклами круглых очков расширились.
— Так вы тот самый детектив-консультант! — воскликнул он. — Позвольте спросить, неужели вы интересуетесь археологией?
— Возможно, — заметил Холмс, — вы читали мои статьи «Дедукция на основе строения геологических пластов» и «Древнеанглийские хартии как ключ к пониманию быта кельтских княжеств», хотя я публиковал их под псевдонимом. Однако нас привело сюда не это. Я был бы вам очень признателен за помощь в моем расследовании смерти сэра Эндрю Льюиса.
— Смерти сэра Эндрю! — повторил Эдгар. — Но вы, конечно, не
Холмс поднял ладонь:
— Нет, мистер Эдгар. Речь не идет об убийстве. Сэр Эндрю, насколько нам известно, умер от естественных причин, однако обстоятельства его кончины имеют странное сходство со смертями и болезнями, которые обрушились на Эддлтон после вскрытия Черного кургана.
— Вы что же, верите в так называемое эддлтонское проклятие? — спросил Эдгар.
— Разумеется, нет, — ответил Холмс, — но у меня имеются достоверные сведения, что после раскопок на деревню напал какой-то странный недуг. В интересах жителей Эддлтона — отыскать его причину.
— Но я не разбираюсь в медицине, мистер Холмс. Чем же я могу вам помочь?
— Просто расскажите о том, что вы помните о раскопках на Эддлтонском холме.
Убирая картинки для волшебного фонаря в длинные деревянные пеналы, археолог стал рассказывать:
— Это был излюбленный проект сэра Эндрю. Еще студентом он побывал на Эддлтонской пустоши и сам увидел, что на Черном кургане действительно не лежит снег и не растет трава. Конечно, он не верил в проклятие, однако считал, что курган имеет какие-то уникальные особенности.
И вот летом, около десяти лет назад, мы отправились туда, чтобы посмотреть, удастся ли нам что-то найти. Погода стояла отличная, Эддлтон — очаровательная деревушка, но я должен вам признаться, мистер Холмс: мы совсем недолго там пробыли, а я уже начал верить в проклятие.
— Почему же? — задал вопрос Холмс.
Эдгар указал на свои картинки:
— На мне лежала обязанность фотографировать для сэра Эндрю. Снимки вересковой пустоши, погребальных холмиков и прочего я сделал без труда. Не удалось мне снять лишь сам Черный курган. В первый же день экспедиции я щелкнул весь наш отряд на фоне кургана. Но фотография не получилась. Я решил, что дело в некачественной пластинке, поскольку все другие снимки этого дня удались на славу. Однако впоследствии я обнаружил, что все пластинки, на которых я пытался запечатлеть курган, испорчены.
— Каким образом испорчены? — уточнил Холмс.
— На всех очень мутное изображение, мистер Холмс. На каждой. Представьте: яркий солнечный день, я рассчитываю выдержку с точностью до секунды, а фотография выходит такая, будто я сделал ее посреди лондонского смога.
— У вас есть предположения, почему так могло произойти?
— Решительно никаких. Это продолжалось довольно долго, а потом прекратилось так же загадочно, как и началось.
— Ах вот как, прекратилось! — воскликнул Холмс.
— Да-да, — подтвердил Эдгар. — Мне удалось-таки снять курган. Муть вдруг исчезла, изображение прояснилось. Я так и не понял, что ее вызывало.
— Вы намекали и на другие осложнения, — заметил Холмс.
— Да, было и кое-что другое, — признался Эдгар. — В первые дни сэр Эндрю и еще несколько членов экспедиции заболели.
— Чем? — поинтересовался я.
— Деревенский врач не сумел поставить точный диагноз. Они страдали от тошноты и зуда. Поначалу мы списывали все на белье и еду в сельских гостиницах, хотя и жили на противоположных концах Эддлтона. Затем пополз слух, будто хворь распространяют здешние коровы или овцы, но это был плод раздраженного воображения наших занемогших товарищей. Однако болезнь внезапно прошла — как и мои фотографические злоключения.