Новые приключения в Стране Литературных Героев

Рассадин Станислав Борисович

Первый. Нет, господа! Воля ваша, а мертвые души – это совсем не то! Чичиков их выдумал просто для прикрытия! Здесь скрывается что-то совсем другое!

Второй А что ж, вы полагаете, здесь скрывается?

Первый. Я думаю, то, что Чичиков – делатель государ­ственных ассигнаций.

Второй(ахнув). То есть вы изволите сказать: фальшиво­монетчик?

Первый. Да-с! И как это мне сразу в голову не пришло?

Всенепременно делатель ассигнаций! Потому что, видите ли вы... А может, и не делатель...

Второй. Так, стало быть, не делатель?

Первый. Да-с! Всенепременно не делатель! Потому что он – слушайте, слушайте, господа! – есть никто иной, как при­ехавший тайно чиновник генерал-губернаторской канцелярии! Ей-богу, так... А впрочем, черт его знает! На лбу ведь не напи­шешь...

Второй. А что если он переодетый разбойник? А?

Первый. Эва, батюшка, куда хватили! Что ж в нем раз­бойничьего? Совсем ничего разбойничьего! И наружность сама по себе благонамеренная, а не разбойничья! И в разговорах его ничего такого не было, которое бы показывало человека с буй­ными поступками! Нет, не разбойник!.. А впрочем...

Третий (до той поры молчавший). Ба! Знаете ли, госпо­да, кто это?

Первый и второй. Кто? Кто?

Третий. Это, господа, капитан Копейкин!

Первый и второй. Капитан Копейкин? Какой капи­тан Копейкин?

Третий. Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?

Первый и второй. Нет! Не слыхал! Кто ж он такой?

Третий. Капитан Копейкин... Да ведь это, впрочем, если рассказывать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писа­теля в некотором роде целая поэма... Капитан Копейкин... Хм... Да... Так вот...

Первый и второй. Ну? Ну?

Третий. Так вот... После кампании двенадцатого года, судырь ты мой, вместе с ранеными прислан был и капитан Копей­кин. Под Красным ли или под Лейпцигом, только, можете во­образить, ему оторвало руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет раненых никаких, знаете, эдаких распоряжений; этот какой-нибудь инвалидный капитал был уже заведен, можете представить себе, в некотором роде гораздо после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы, только рука-то у него, по­нимаете, левая. Ну, судырь ты мой...

Первый. Позволь, Иван Андреич! Ведь капитан Копейкин, ты сам сказал, без руки и ноги?

Третий. Натурально.

Первый. А у Чичикова?

Третий. Ах, я телятина эдакая! То-то говорится: русский человек задним умом крепок! Как это мне... А впрочем, это ничего не значит!

Второй. Как же это ничего не значит?

Третий. А так и не значит! В Англии, можете себе пред­ставить, в некотором роде очень усовершенствована механика...

Первый. Да с какого боку

тут Англия?

Третий. Ас такого боку, что видно по газетам, как один англичанин изобрел деревянные ноги таким образом, что, судырь ты мой, при одном прикосновении к незаметной пружинке уно­сили эти ноги человека, можете вообразить, бог знает в какие места, так что после нигде и отыскать его нельзя было!

Первый. Нет, Иван Андреич! Какой там капитан Копейкин! А я вот что думаю: не есть ли Чичиков переодетый Напо­леон?

Второй и третий. Наполеон? Как Наполеон? Ну, су­дырь ты мой...

Первый. Самый натуральный Наполеон! Вы знаете, гос­пода, что англичанин издавна завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, и вот теперь они, может быть, и выпустили Наполеона с острова Елены, и вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков!

Третий(ошалело). Ну, уж это, судырь ты мой, некото­рым образом...

Второй. А что, Иван Андреич? Очень может быть, что и Наполеон! Вспомните-ка хорошенько: лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком... вот эдак... очень сдает на портрет Наполеона!

Первый. В точности! Я, господа, служил в кампанию две­надцатого года и лично видел Наполеона, так помню: ростом он никак не будет выше Чичикова. И складом фигуры своей Наполеон тоже нельзя сказать чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок. Вылитый Чичиков!

Третий. Так что ж это, судырь ты мой? Выходит, он...

Второй. Наполеон! Как есть Наполеон!

Архип Архипович вместе с Геной у себя дома.

Профессор. Ну? Теперь твоя душенька довольна? Вот тебе и долгожданная головоломка! Теперь остается только вос­кликнуть, как в самом настоящем детективе: «Ваша карта бита, господин Чичиков!»

Гена. Смейтесь, смейтесь! Конечно, так любую идею мож­но высмеять, но только...

Профессор. Постой! Ты утверждаешь, что это я сме­юсь?

Гена. А кто ж еще?

Профессор. Гоголь! Это именно он в своей поэме будто нарочно посмеялся над тем, чего ему, по-твоему, не хватает, – над ненужной ему таинственностью, над ненужными загадками. И вот полицеймейстер, почтмейстер и другие чиновники вовсю ломают свои бедные головы, какая же загадка кроется за мерт­выми крестьянскими душами, которые скупает Чичиков. А ее нет! В том-то и дело, что нет, – ведь даже сама по себе афера с мертвыми душами, за которые гоголевский герой хочет вы­ручить деньги как за живые, не Гоголем придумана. К ней при­бегали многие жулики, так что и она не была таинственной... Так-то, брат. Знаешь, есть такая забавная история. У кинотеат­ра, где идет детективный фильм, стоит некий вредный маль­чик и...