Новые забавы и веселые разговоры

Деперье Бонавантюр

Господин доктор сильно жаловался на боль в правой ноге, но не позволял ее разувать. Пришлось немедленно распороть сапог, но цирюльник, осмотрев обнаженную ногу, не нашел ни ушиба, ни поранения и ни малейших знаков повреждения, хотя доктор без умолку кричал:

– Я умираю, друг мой, я умираю!

Когда же цирюльник попытался притронуться к его ноге рукой, он закричал еще громче:

– Ох, вы меня убили! Я умираю!

– В каком же месте, сударь, вам больнее всего? – спрашивал цирюльник.

– Неужели вы не видите? Бык убил меня, а он еще спрашивает, в какое место он меня ушиб! Ох, умираю!

– Может быть, вот сюда? – спрашивал цирюльник.

– Нет.

– Сюда?

– Нет.

Словом, рана не отыскивалась.

– Ах, боже мой! Что это такое? Эти люди не могут узнать, где мне больно! Не опухла ли она? – спросил он цирюльника.

– Нет.

– В таком случае, – сказал господин доктор, – он ушиб меня, наверное, в другую ногу: я не могу вспомнить, в какую.

Пришлось разуть и другую ногу, но и эта нога оказалась поврежденной не больше, чем первая.

– Вот тебе на! Да этот цирюльник ничего не смыслит! Найти другого!

Побежали. Пришел другой и тоже ничего не нашел.

– Ах, боже мой! – воскликнул господин доктор. – Вот так оказия! Возможно ли, чтобы бык так шарахнул меня и совсем не ушиб? Ну-ка, Корнель, с какой стороны он шел, когда он меня толкнул? Ведь возле стены?

– Да, Domine, – ответил фамулус. – Он толкнул вас, несомненно,

в эту ногу.

– Это я и говорил им с самого начала, а они думали, что я шучу.

Цирюльник, убедившись, что почтенный муж был ушиблен лишь страхом, чтобы успокоить его, сделал ему легкую перевязку. Он перевязал ему ногу и сказал, что для начала этого достаточно.

– А потом, – добавил он, – когда вы, господин доктор, вспомните, какая нога у вас болит, мы сделаем вам что-нибудь другое.

Новелла XII

Сравнение алхимиков с женщиной, которая несла на рынок горшок с молоком

Всем известно, о чем обычно болтают алхимики. Они хвалятся, что могут приобрести неисчислимые богатства и что они постигли тайны природы, скрытые от всех остальных людей. Но в конечном счете все их труды превращаются в дым, а поэтому их алхимия заслуживает лишь названия искусства, которое изнуряет, или несуществующего искусства. Их можно, пожалуй, сравнить с той доброй женщиной, которая несла на рынок горшок молока и делала такой расчет: она продаст его за два лиарда; на эти два лиарда она купит дюжину яиц и положит их под наседку; из них выведется дюжина цыплят; когда цыплята вырастут, она сделает их каплунами; каждый каплун будет стоить пять су; это составит больше экю; на эти деньги она купит двух поросят – борова и свинку; они вырастут и принесут еще двенадцать; через некоторое время она продаст их по двадцать су за штуку; это составит двенадцать франков; на них она купит кобылу, которая принесет ей хорошенького жеребеночка; он подрастет и сделается таким резвым! Все будет прыгать и ржать: «Х-н! Х-н!» И произнеся это «Х-н!», добрая женщина, обрадованная своим удачным расчетом, принялась подпрыгивать, как ее будущий жеребенок. Прыгая, она уронила горшок и пролила все молоко. Прощайте, яйца, цыплята, каплуны, поросята, кобыла и жеребеночек! Такова же и судьба алхимиков. После всех их обжиганий, обугливаний, замазываний, раздуваний, процеживаний, прокаливаний, замораживаний, сгущений, растапливаний, стеклований, загниваний у них вдруг разобьется какой-нибудь аламбик, [146] и они оказываются в таком же положении, как и эта добрая женщина.

146

Аламбик – небольшая реторта для перегонки жидкостей.

Новелла XIII

О царе Соломоне, который добыл философский камень и почему алхимикам не удаются их затеи

Никто не знает, почему алхимикам не удаются их затеи. Но Мария-Пророчица [147] весьма хорошо и подробно объяснила это в своей книге о великом искусстве, где она дает философам мудрые наставления и поддерживает их мужество. По ее мнению, философский камень является для людей величайшей ценностью и, помимо всех прочих чудесных свойств, заключает в себе силы, дающие власть над демонами: обладатель его может их заклинать, предавать анафеме, связывать, срамить, терзать, сковывать, истязать и пытать. Словом, играй им, как палашом, и делай все, что хочешь, если умеешь пользоваться своим счастьем. Затем она говорит, что Соломон [148] добыл самый лучший философский камень и бог просветил его познанием величайшей чудодейственной силы этого камня, о которой мы уже говорили, а именно – силы, дающей власть над демонами. Поэтому, получив его, он решил немедленно вызвать к себе демонов, но сначала он велел соорудить огромный медный чан, в окружности не менее Венсеннского леса [149] или, может быть, на какие-нибудь полфута поменьше (это все равно – о таких пустяках не стоит и говорить). Правда, чан имел лишь более круглую форму, но такие громадные размеры его были необходимы для дела, задуманного царем. Для чана была сделана такая же большая, плотно закрывающаяся крышка и одновременно с этим вырыта соответственной ширины яма, в которую его по повелению царя и зарыли.

147

Mария-Пророчица – библейский персонаж, Мариам, сестра Моисея и Аарона. Ей в средние века приписывали составление латинского трактата «О философском камне», и поэтому она весьма почиталась алхимиками.

148

Соломон – древнееврейский царь, правивший в X в. до н. э.; библейская традиция приписывает ему особую мудрость.

149

Венсеннский лес – обширный лесной массив на восток от Парижа.

Когда эти приготовления были закончены, царь вызвал с помощью своего чудодейственного камня всех обитателей преисподней от больших до малых, начиная от властителя четырех сторон земли, королей, герцогов, графов, баронов, военачальников, капитанов, кончая капралами, ефрейторами, солдатами, конными и пешими, и всеми, кто обитал, не оставив ни одного черта даже на их адской кухне. Когда они явились, Соломон с помощью своего камня велел им всем войти в этот чан, уже вкопанный в землю. Черти не могли его ослушаться и вошли, разумеется, весьма неохотно, корча самые ужасные рожи. Тотчас же как только они вошли, Соломон велел прикрыть их сверху крышкой, хорошенько замазать cum luto sapientiae [150] и яму засыпать до самого верха землей. Засадив туда господ чертей, Соломон надеялся избавить мир от вреда, который причиняли людям эти злые, проклятые гады, дать людям мирную счастливую жизнь, чтобы в ней царили одни только добродетели и радости. И действительно, тотчас же после этого все люди вдруг сделались счастливыми, довольными, здоровыми, веселыми, бодрыми, полными, шутливыми, бойкими, радостными, любезными, пылкими, забавными, красивыми, ловкими, милыми, игривыми и сильными. Ах, как они счастливо зажили! Ах, как стало хорошо! Земля начала без всякой обработки приносить плоды, волки перестали нападать на стада, львы, медведи, тигры и кабаны сделались кроткими как овцы. Словом, пока эти плуты черти сидели в своей яме, земля походила на рай.

150

Замазкой мудрости (лат.). – смесь, употреблявшаяся алхимиками при их опытах; якобы открыта Гермесом Трисмегистом, покровителем алхимиков.

Но что произошло потом? По истечении долгого времени, когда сменились многие царства и разрушились старые города, а на их месте возникли новые, появился один царь, который словно по велению судьбы задумал построить город как раз на том месте, где

были погребены черти. Надо полагать, что по недосмотру Соломона в то время, когда черти входили в чан, какой-нибудь чертенок сумел улизнуть и спрятаться за ком земли. Этот-то чертенок и внушил царю мысль строить город на том самом месте, где находился чан, чтобы выпустить своих товарищей на волю. Итак, царь собрал людей строить город. Он задумал построить в нем пышные дворцы и обнести его крепкими, неприступными стенами. А для таких стен потребовался очень прочный фундамент, и закладывавшие его землекопы так глубоко зарылись в землю, что один из них натолкнулся на чан с чертями. Он поднял сильный стук. Услышавшие его товарищи сочли себя богачами, думая, что там зарыты несметные сокровища. Но увы! Что это оказались за сокровища! О, как позавидовало людям небо! О, какое случилось несчастье! О, как боги разгневались на людей! Где перо, где язык, который сумел бы проклясть эту ужасную, несчастную находку? Вот к чему ведет алчность, вот к чему ведет честолюбие, которое, пресытившись счастьем, до самой преисподней разрывает землю в поисках своего несчастья!

Но возвратимся к нашему чану и нашим чертям. Повествование говорит, что землекопы нескоро сумели его открыть, ибо насколько он был велик, настолько же была тяжела его крышка. Поэтому о находке должен был узнать и сам царь. При виде чана у него зародилась та же мысль, что и у землекопов, ибо кто мог подумать, что там находятся черти, если никто не подозревал об их существовании и всякие слухи о них давным-давно уже канули в воду? Этот царь знал, что его предшественники владели огромными богатствами, и ему не могло не прийти в голову, что они зарыли здесь свои несметные сокровища, а судьба приберегла их для него, чтобы сделать его самым могучим царем на земле. И вот следствие. Он собрал всех людей, живших над этим чаном, и велел его откапывать. Пока они его откапывали, черти прислушивались к шуму и не понимали, что это значит. Они решили, что окончился суд, начавшийся над ними со дня их заключения, и их хотят откопать для того, чтобы повесить. Землекопы же так усердно колотили по чану, что им удалось его погнуть, отколоть от крышки большой кусок и проделать в ней отверстие. Нечего и говорить, как черти рвались к «тому отверстию и какой ужасный рев они испускали при выходе. Их вопли так испугали царя и всех присутствующих, что они упали наземь, как мертвые. А черти выползли из своей тюрьмы, поднялись на ноги и разбежались по земле, по своим местам. Некоторые из них, увидев, какие изменения произошли на земле со времени их заключения, были совсем ошеломлены и, не видя колоколен своих приходов, не помня своих мест, навсегда сделались бродягами. Но, бродя по земле, они всюду разносили столько зла, что страшно даже рассказывать. Вместо прежних злодейств, которыми они старались отравить человеческую жизнь, они придумали новые: начали убивать и истязать людей, бесчинствовать и опрокидывать у них все вверх дном. Все побежали прятаться по горшкам, но и там были черти. С этого времени на земле появилось множество философов (ибо алхимиков принято считать преимущественно философами).

Для добывания упомянутого чудодейственного камня Соломон оставил им письменное руководство, которое не уступало в точности и ясности такой науке, как грамматика, и многие люди начали было уже постигать его, ибо черти, находясь в заключении, не затемняли их мозгов. Когда же их выпустили на свободу, они, обозленные на Соломона за его проделку, начали с того, что забрались к философам в очаги и разнесли их вдребезги. Они постарались также стереть, исцарапать, порвать и подделать все найденные книги, в которых излагалась эта наука, отчего она сделалась столь темной и трудной, что люди совсем перестали ее понимать. Черти охотно уничтожили бы их книги совсем, если бы им это позволил бог. Вырвавшись на свободу, они стали мешать ученым работать. Когда какой-нибудь ученый наталкивался на дорогу, ведущую к цели, и начинал уже постигать всю премудрость, следивший за ним бесенок вдруг разбивал аламбик, наполненный драгоценным веществом, и в один миг уничтожал все, над чем бедный философ трудился десять, двенадцать лет, и ему приходилось начинать все снова. И вели себя так не свиньи, а черти, которые хуже свиней. [151] Вот почему в настоящее время алхимикам так редко удается добиться каких-нибудь полезных результатов. Но это не значит, что их наука потеряла ту истинность, которой она обладала в прежние времена. Причина их неудач – ненависть чертей к этому дару божию. Но так как нет ничего невозможного, в том, что в один прекрасный день какому-нибудь философу посчастливится сделать то же, что сделал Соломон, и если случайно это произойдет в наше время, то я буду просить его, обратив внимание на все изложенное, чтобы он не забыл заговорить, заклясть, изгнать, предать анафеме, проклясть, заколдовать, погубить, истребить, развеять в прах и уничтожить всех этих злых, гадких бесов, врагов творений божьих и добра, которые приносят такой вред бедным алхимикам и всем остальным людям, а значит, и женщинам. И действительно, не кто иной, как бесы, внушают женщинам неприступность, упрямство и всякие фантазии; не кто иной, как бесы, влезают в головы старух, позабытых смертью, и делают их сущими дьяволицами. Отсюда про дурных женщин и пошла поговорка, что у них – черт в голове.

151

Видимо, намек на евангельский рассказ о том, как Иисус Христос вселил бесов в стадо свиней, которые кинулись в море и потонули (Ев. от Марка, V, 11–13).

Новелла XIV

Об адвокате, который говорил со своей служанкой по-латыни, и о писце, его переводчике

Лет двадцать пять, а может быть, и сорок тому назад в городе Ле Мане жил один адвокат по имени Ларош Томас. Он был одним из самых видных людей в Ле Мане, который в то время так славился своими учеными, что в него приходили за советами даже из Анжерского университета. Господин Ларош любил повеселиться, но умел согласовать свои увеселения с серьезными занятиями. Он устраивал в своем доме пирушки и, будучи навеселе, довольно часто говорил по-французски на латинский лад и по-латыни на французский и увлекался этим до того, что говорил наполовину по-латыни со своим слугой, а также и со служанкой, которую он звал Педиссекой. [152] Служанка не понимала его, но боялась просить у него пояснений, ибо в подобных случаях Ларош Томас кричал на нее: «Жирная аркадская пекора! [153] Неужели ты еще не научилась меня понимать?» У бедной служанки при таком окрике отнимались от испуга все четыре ноги, ибо она думала, что ее ругают самыми поносными словами, какие только существуют на человеческом языке. Да и действительно, он употреблял иногда такие словечки, что куры слетали с насеста. Но со временем она нашла из своего затруднения выход, а именно, сдружилась с одним из его писцов, и тот, в случае надобности, вбивал ей в голову снизу, как нужно понимать хозяина. Таким образом, когда хозяин говорил ей какое-нибудь непонятное слово, она могла обращаться за разъяснением уже к своему переводчику.

152

Педиссека – имя рабыни из комедий древнеримских драматургов Плавта и Теренция.

153

Пекора – латинизм, то есть «дуреха».