Новый Адам
Шрифт:
«Мало кто сомневается в истинности утверждения, — размышлял он, — что законы сохранения массы и законы сохранения энергии — суть один закон; и как следствие, из этого закона вытекает возможность преобразования материи в энергию, и, используя принцип обратимости, у кого-то существует возможность из чистой энергии создать материю. Механизм взаимосвязей становится все более очевиден, ибо уже доказано, что энергия обладает массой. Чистейший из известных видов энергии — свет, подчиняется законам механики так же послушно, как подброшенный в воздух бейсбольный мяч».
После столь впечатляющей разминки ума Эдмонд снова вернулся к решению загадки своего прерывателя — скромной задаче, потребовавшей объединенных
Для начала были взяты два столбика активного свинца и установлены таким образом, чтобы поток испускаемых ими электронов был направлен навстречу друг другу, а вдоль образованного коридора пропускался электрический ток. Таким образом, был сконструирован прерыватель, способный создавать импульсы, измеряемые одной миллионной секунды, а при определенной подстройке расположения свинцовых излучателей можно было получить импульс продолжительностью в одну миллиардную секунды.
И лишь когда закончилась работа, и перед Эдмондом стояло завершенное творение его разума, он остановился и задал себе вопрос — а зачем все это?
«По каким мотивам, ради каких целей я создал прибор, который хоть и откроет неисчерпаемый источник энергии для блага общества, но и выпустит на свободу черные силы, способные развязать мировую катастрофу и сбросить планету Земля с ее орбиты? Я не так люблю человечество, чтобы даровать ему божественное могущество, но и не так сильно ненавижу его, чтобы привести его, а вместе с ним и себя, к страшному финалу полного уничтожения».
И ответил себе сам:
«Я мыслю и создаю лишь ради одного — спастись от скуки. Мой труд лишен смысла, и снова я оказался перед ощущением тщетности и бессмысленности бытия».
Но все равно, ему было любопытно стать свидетелем освобождения этой скорее сказочной, чем реально существующей энергии, ибо свет ее существовал где-то за горизонтами физики и был подобен свету никогда не восходящего солнца. Однако в эти минуты подсознательное понимание тщетности бытия еще не приняло для него законченный образ, не воплотилось в реальные мысли и ощущения, и сейчас он был захвачен водоворотом неизъяснимой гордости и вдохновения от содеянного — ощущениями столь непривычными для его мрачной натуры. Он один держал в руках ключ от дверей близнецов, за которыми скрывалось или спасение, или смерть, и только ему одному решать, какую дверь открыть первой.
«Я единственное существо в этой части Вселенной, кто держит в руках сей знак могущества и власти, и власть моя безгранична».
Для того чтобы испытать в действии свой атомный разрушитель, он избрал объектом распада крохотный, размером не более булавочной головки, кусочек чистого калия. Калий — элемент в природе довольно редкий, и он не хотел проводить испытания на атомах кальция, железа или алюминия, чтобы стать свидетелем того, как вырвавшийся на свободу смертоносный луч разрушает стены его дома, а при определенном стечении обстоятельств обращает в пыль раскинувшийся на сотни миль сгусток материи под названием город Чикаго.
Этот маленький, все еще влажный от масла кусочек калия он положил на керамическую плитку, расположенную в фокусе действия его радоновой трубки. Некоторое время Эдмонд просидел в неподвижности, мысленно выстраивая в сознании модель атомного ядра калия, подбирая ключевой электрон, на который обрушится сила его воздействия. Потом с необычайной осторожностью установил свинцовые излучатели в требуемую позицию, прошел в дальний угол комнаты, взялся рукой за рубильник
Он вдруг подумал, что сама плитка может содержать соли калия или натрия; малейшая ошибка в установке частоты прерываний может ввергнуть родственные элементы в страшное жерло вулкана разрушений. В эту секунду впервые, как никогда раньше, он находился на грани свершения ошибки.
Эдмонд Холл переложил кусочек калия на свинцовую пластинку, вернулся к рубильнику и решительным движением рванул его рукоятку вниз. Ровно загудел генератор, радоновая трубка вспыхнула характерным фиолетовым свечением. Ему хотелось верить, что в эту секунду сквозь незащищенную полусферу рвался на свободу поток космических лучей — не рассеянных атмосферой, а холодных и безжалостных, как кинжальный луч прожектора в ночном небе…
Но калий без движения продолжал влажно поблескивать на своем свинцовом ложе. Эдмонд Холл вернулся к прибору, наугад перенастроил прерыватель на более низкую частоту, включил рубильник, и снова завращался, снова ровно загудел генератор.
И свершилось. Там, где раньше спокойно лежал ничтожный кусочек металла, вспыхнул двухфутовый огненно-фиолетовый раскаленный шар, чей жар опалил человеку ресницы, чей страшный огонь не могли вынести глаза человека. Громовые раскаты рвали человеку барабанные перепонки, и длинные зигзагообразные молнии вырывались из складок его одежды. Вихрь уничтожения ворвался в жилище человека, а огненный шар его полуослепшим глазам казался открывающимися вратами Ада. Секунду, две секунды полыхало адово пламя, а потом с треском рассыпалось миллионом искр, растаяло, потемнело, превратилось в ничто. Резко пахнуло озоном, и Эдмонд Холл отнял обожженные руки от полуослепших глаз и смотрел, потрясенный, на последствия вызванных им самим черных сил…
Лужица расплавленного свинца растекалась по столу, и по краям ее дымилось дерево. Он забросал лужицу землей из подвернувшегося под руку цветочного горшка и оглядел комнату. Он думал, что будет гораздо хуже. Радоновая трубка разлетелась на мелкие осколки, прерыватель превратился в груду обломков — не беда, все это, стоит лишь захотеть, он быстро восстановит.
Стоит лишь захотеть… но он уже знал, что никогда не захочет. Эксперимент закончен, закончен навсегда — и интерес к нему угас безвозвратно. Пусть все это, никем не отмеченное, остается в обломках, пусть человек утоляет жажду жалкими каплями энергии, как он и привык всегда делать. Он запечатал случайно вырвавшийся на свободу океанский поток; он не хочет быть властелином, и он не хочет разрушать.
Эдмонд Холл позвал Магду убрать мусор и спустился в библиотеку. Посадил Homo на колени и долго сидел так, бездумно разглядывая холодное жерло камина.
Глава шестая
ДРУЖБА И ЮМОР
После кульминации забав с атомной физикой ощущение бесплодности усилий, о котором Эдмонд имел лишь теоретическое представление, встало перед ним во всем своем практическом великолепии. Он устал от бесплодной погони. Слеп думающий, что знание указывает путь во мраке; ибо, как блуждающий в трясине огонек, ведет оно в никуда. Если ложны отправные точки — все знания тщетны. Если не существует истины Абсолютной, наука есть несовершенный инструмент познания маленьких относительных истин. Стремящийся к знанию подобен тому, кто из бесконечности фактов, сумма коих равна нулю, отщипывает малые крохи. Суета, тщетность — вот имя погони за непостижимым. И разумы-близнецы Эдмонда Холла разошлись на мгновение, чтобы предаться каждый своему логическому построению.