Новый голод

Марион Айзек

— Что мы ищем? – настаивает Аддис.

— Хороших людей.

Спотыкаясь, она спускается с перехода, несколько минут идет вперед,

а потом останавливается. На дороге что—то лежит.

— Где—то есть хорошие люди.

— Ты уверена?

Солнце отсвечивает от зеркал, бамперов и оберточной фольги тридцати кубиков, разбросанных по тротуару. Она собирает кубики в пакетик, и идет.

— Должны быть, хотя бы один или два.

Она идет, пока не садится солнце. Спит в машине. Просыпается на рассвете и снова идет. Она думает о волейболе. Его простоте: удар, мяч, подача. Осталась одна ясная мысль: теперь ее цель – стать хорошим человеком. Чтобы ее брат гордился ей. И чтобы найти способ спасти его.

А пока

Нора Айналем Грин просто идет. Ей шестнадцать лет, семнадцать. Двадцать. Она ищет лекарство от чумы, от проклятия, от наказания – люди никогда не договорятся, как называть это. Она будет искать многие годы, пока не забудет об этом городе, пока не забудет о том, что когда—то у нее была семья, и не начнет думать о себе, как о растении, непрошено проросшем сквозь асфальт на пустой автостоянке. Но она знает, что, даже оказавшись одна в сухой пустыне, она дождется дождя. Может быть, придется ждать долго, но не вечно. Нора лучше многих знает, то ничто не длится вечно. Ни жизнь, ни любовь, ни надежда. Так почему бы не добавить в этот список смерть, ненависть и отчаяние?

Ничто не вечно. Даже конец света.