Новый Михаил-3: Государь Революции
Шрифт:
Во-первых, Петроград по-прежнему переполнен войсками и лишь чудом пока на улицах столицы вновь не вспыхнули бои. Слишком велика была неприязнь, слишком взлетели в своих глазах фронтовики, слишком презирали они "тыловую сволочь", потому отношения между запасными полками и прибывшими с фронта то и дело оборачивались мордобоями, а количество инцидентов с участием ветеранов, по докладам полиции, только за сегодня уже превысило десяток. Кутепов драконовскими методами как-то удерживал ситуацию в городе под контролем, но было ясно, что добром это не кончится.
Кроме того, доклад графа Келлера показал, что ситуация с формированием полков внутренней
Причем слух этот стал циркулировать еще вчера вечером, и кто-то явно вкладывал его в головы запасников. А это значило, что есть те, кто заинтересован в том, чтобы Петроград был переполнен войсками. Наполненный вооруженными людьми выше всякой меры город мог в любой момент стать ареной междоусобных боев, и такое положение превращало столицу в пороховую бочку, которая могла взорваться от малейшей искры.
Во-вторых, моя собственная родня из Императорской Фамилии посылала мне откровенные и недвусмысленные сигналы, что мои действия ее не устраивают. Арест Кирилла, явная перспектива репрессий, от которых, как выяснилось, ни у кого нет иммунитета, невзирая на происхождение, а так же мои откровенные заигрывания с чернью обеспокоили знать.
А наметившийся разлад с союзниками не понравился очень многим. Глобачев докладывал о встречах некоторых Великих Князей и Княгинь с представителями союзных держав, и подозреваю, что там выражали не только глубокую озабоченность, но и обсуждали конкретные шаги в духе борьбы с безумцем на троне.
Да и вообще ссора с Лондоном и Парижем напрягла многих в столице. Многие генералы, банкиры, промышленники и купцы были если не испуганы этим фактом, то, как минимум, очень обеспокоены.
В-третьих, бурлила Государственная Дума, возмущенная и испуганная арестом всех членов Временного Комитета Госдумы, то есть, фактически, всего руководства парламента. И в этом шуме угадывалось стремление и дальше мутить воду в Петрограде или, как минимум, обещание противодействия моей политике.
Тем более что в числе депутатов парламента было довольно много крупных землевладельцев или тех, кто представлял в Государственной Думе их интересы. А их интересы входили в прямое противоречие с тем, что я обещал вчера солдатам.
В-четвертых, ситуация в армии была близкой к коллапсу. Дисциплина в войсках падала, агитаторы резвились, как хотели, разговоры о мире и братания сходили в систему. И на фоне этого наш славный генералитет, как ни в чем не бывало, готовился к весенне-летнему наступлению согласно согласованного с союзниками графика. И у меня было смутное ощущение, что подавление мной мятежа сыграло злую шутку, поскольку в этой истории не оказалось сдерживающего оптимизм генералов фактора в виде революции и прочей демократизации армии. А значит, есть у многих генералов большой соблазн игнорировать доклады о разложении армии, а у командиров рангом пониже, есть соблазн не информировать вышестоящее руководство о падении дисциплины во вверенном им подразделении или части, боясь гнева высокого начальства и последующих за этим гневом оргвыводов.
И это все при том, что наступать в ближайшие полгода нам нельзя категорически.
В-пятых, союзники оказывали на нас огромное давление, требуя немедленно освободить всех арестованных британских подданных. Уже было заявлено, что до разрешения инцидента в Россию приостанавливаются все военные поставки.
От нас требовали извинений, отставки виновных и, в качестве компенсации, требовали расширения привилегий для британских подданных и французских граждан, вплоть до личной экстерриториальности. К этому добавился инцидент в Кронштадте, где англичане из Британской флотилии подводных лодок отказывались подчиняться приказам и требовали освобождения своего командира.
А, в-шестых, в-шестых, после допроса Рейли у меня появилось твердое ощущение, что главную гидру, я пока не нашел. И даже не понял. Лишь чувствую, что сидит где-то гадина, которая стоит за всем этим. И я, пока, даже не понял, где именно сидит эта гадина - в Петрограде ли, в России ли, а, может, в каком-нибудь Лондоне. Но есть гадина, точно есть. Нутром чувствую. Причем, такая гадина, перед которой все эти Рейли и Великие Князья лишь несмышленыши, лишь пешки, даже не фигуры, на шахматной доске.
Автомобиль пересек Дворцовую площадь и, нырнув под арку, въехал в распахнувшиеся ворота. Еще пять минут, и я уже шагаю по освещенному туннелю, направляясь в свою резиденцию. Смотреть тут совершенно не на что, лишь редкие посты дворцовой охраны отдают честь по мере моего продвижения.
Сандро молча шагает позади и не отвлекает меня от моих дум. А думать есть о чем. Совершенно очевидно, что попытки удовлетворить всех и быть со всеми хорошим, это прямой путь к катастрофе. Но и открытая борьба со всеми сразу имеет такие же шансы на успех, как и пробежка через утыканное заграждениями и минами поле боя под пулеметным огнем противника. Причем бежать буду я один, а пулеметов будет множество.
Что из этого следует? А следует из этого вот что. Нельзя повторять собственных ошибок. Нельзя пытаться действовать в режиме размеренного правления, наивно надеясь на то, что раз уж я тут весь такой из себя царь, то у меня есть вагон времени. Нет, ничего подобного!
Как только я на несколько дней расслабился, то тут же получил мятеж. И что с того, что мятеж подавлен буквально вчера? Так я и на троне-то лишь неделю!
Только темп, только опережение противников, только неожиданные ходы, резкие движения, нестандартное мышление и игра не по правилам - вот составные части успеха.
И вздохнув, я зашептал едва слышно:
– Не надобно мне покою.
Судьбою счастлив такою,
Я пламя беру рукою,
Дыханьем ломаю лед.
Да, лед. И я его сломаю, черт бы их побрал! Чего бы мне это не стоило, сломаю! Не видели вы в этом мире еще атомных ледоколов!
* * *
ПЕТРОГРАД. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 7 (20) марта 1917 года.