"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
Маша развела руками.
– Ну, что я могу тут посоветовать? Боритесь мирными методами. Или приезжайте к нам, у нас всех встречают по способностям, а не по особенностям предметов гардероба. Вообще же, как говорится, мужчинам проще дать женщинам то, что они требуют, иначе они возьмут это сами. Мирными методами, разумеется…
Джон Рид. Рождение нового мира. Т. 2.
Десять дней, которые потрясли мир. М., 1967
(перевод с английского по 3-й редакции трилогии. Бостон, 1938) [90]
В конце августа 1917 г. в Нью-Йорке ко мне зашёл мексиканский профессор социологии, находившийся в Штатах. В деловых и интеллигентских кругах он наслышался о том, что революция на родине пошла на убыль. Профессор написал об этом статью и, отправившись на лето в Мехико, посетил по дороге и фабричный Монтерей, и небольшие города, ранчо и деревни, где, к его изумлению, революция явно шла
Профессор был озадачен, хотя для этого не было оснований: оба наблюдения были совершенно правильны. Имущие классы становились всё консервативнее, а массы – всё радикальнее. С точки зрения деловых кругов и мексиканской интеллигенции, революция уже зашла достаточно далеко и чересчур затянулась; пора было навести порядок. Это настроение разделялось и главными умеренно-революционными группами, которые поддерживали правительство президента Каррансы.
Этот разговор вскоре имел неожиданное продолжение. Меня спешно вызвал Истман – главный редактор «The Mass». После наших антивоенных публикаций Почтовая служба США отказала журналу в доставке, и мы уже почти месяц работали на энтузиазме и в стол. На удивление, в этот визит весь причитающийся гонорар мне выплатили. А с Максом состоялся интересный разговор.
– Джон, как ты смотришь на то, чтобы ещё раз съездить в Мексику?
– Макс, ты же знаешь, я не против работы, но лучше бы мне сейчас быть в Европе.
Макс понимающе закивал.
То, что Госдеп не выдал никому из нас паспорта в апреле, лишило нас возможности вести репортажи из революционной Европы.
– Похоже мы не успели туда, Джонни. Да и не выпустят нас. А вот Мексика ещё бурлит. Ты же знаешь новости, Джон?
– Конечно, холостой выстрел парижской Коммуны попал в Мексику, – пошутил я.
– Я рад твоему настрою, Джон. Думаю, у меня есть те, кто готов послать тебя снова в эту воронку, – вернул мне шутку Истман.
Уже через неделю я грузился на пароход, идущий до Гаваны, а оттуда в революционный Веракрус. Наше левое издание всё ещё было под запретом, и прикрытие для моего выезда предоставило шведское агентство «Propper News». Уже в Гаване я познакомился с кубинскими революционерами, плывущими «к товарищу Кабальеро», и с мексиканцами, возвращающимся для того, чтобы помочь своей родине.
В Веракрусе я увидел одинокий гордый Линкор Революции, возвышающийся над всеми суденышками и прибрежными лачугами, как Эйфелева башня над Парижем. По прибытии нас встретил контроль революционной стражи. Им я предъявил как редакционное задание от шведов, так и верительное письмо от американской соцпартии. Посмотрев мои документы, старшина стражи сразу стал обращаться ко мне «комараде Рид». Он позвонил куда-то, и нас с генералом Горостьетой [91] сопроводили до извозчика, который отвез нас сначала в гостиницу, а потом в здание местной милиции. Энрике, с которым я хорошо сошелся в дороге, по приезде пригласили к местному комиссару народной гвардии, меня же провели в кабинет руководителя всей крестьянско-рабочей милиции «комарада Ульяни – дона Д’Эбервиля», как мне представил его сопровождающий. В этот раз я не смог познакомиться с этим величайшим русским коммунаром, обмолвившись парой фраз, я был Владимиром признан за своего, и он выписал мне полный пропуск на всей «территории Революции». Зайдя в отдел пропаганды, я вообще попал с корабля на бал: меня сразу включили в группу, отправляющуюся в Мехико на переговоры с Каррансой. Коммунары ещё надеялись решить дело миром, но я по всему видел, что они готовятся и к другому итогу нашей миссии. Встретив вечером Энрике, ставшего с момента нашей встречи шефом 2-й революционной гвардейской бригады, я узнал, что через пять дней после моего отъезда народная гвардия выдвигается по нашим следам. Общаясь с ним, я почувствовал, что в Мексике в ближайшие 10 дней всё будет определено: революция или победит, или будет закончена. Взятие Мехико 25 октября частями Сапаты и «комбригадо Энрике» оправдало эти мои ощущения.
90
Текст Виталия Сергеева
91
Командарм Энрике Горостьета-и-Веларде (1890–1958) – деятель Крестьянско-рабочей революционной армии Мексики и Боливарианской повстанческой народной армии.
Войска парадным строем маршировали мимо дворца. Как и в моей истории, этот парад заканчивался не пьянкой в казармах, а уходом непосредственно на фронт. Прямо отсюда итальянские (а теперь уже римские), американские и русско-ромейские части отправлялись на вокзал для погрузки в эшелоны. Ситуация на севере была критической, и я не мог себе позволить прорыва на том участке. Даже падение Парижа не будет для нас столь катастрофичным. Мне нужен могущественный Pax Romana, а не карикатура на него.
Естественно, британцы, американцы и их сателлиты
Союз трех императоров если еще не сложился, то уже явно вырисовывался. Гордый от распиравшего его счастья мальчишка был нам нужен, и мы всячески поддерживали его эго. Как, впрочем, и его мамы, дай ей бог всяческого здоровья, ибо кровушки она с нас попьет еще огромное количество раз.
Коронация прошла, хоть и торжественно, но весьма скомканно, и ее никак нельзя было сравнить ни с коронацией в Москве, ни с коронацией в Константинополе. Впрочем, если все пойдет хорошо, и в Риме, и в Париже вскоре появятся огромные комплексы, куда более масштабные, чем римский Витторио с Виктором Эммануилом II на коне и надписью: «Отец Отечества». Нет, третьему Виктору Эммануилу напишут что-то типа «Отец империи». Или совсем уж пафосное: «Отец Рима».
Оскар О’Коннор шел по Стрэнду в сторону центра, пытаясь протиснуться сквозь столпившихся вдоль края дороги возбужденных людей. Бобби оттесняли толпу с мостовой, давая возможность приближающемуся кортежу беспрепятственно проехать в сторону парламента.
К счастью, Оскар благополучно пересек перекресток с Ланкастер-плейс и, взглянув на часы, ускорил шаг. Кортеж приближался, а встречаться с ним у мистера О’Коннора не было ни малейшего желания.
Что ж, вот и угол Савой-стрит. Пора.
Он поспешил к набережной Виктории, стремясь не слишком привлекать к себе внимание. Впрочем, спешащих джентльменов вокруг было предостаточно, и вряд ли кто-то стал бы к нему присматриваться.
Сзади что-то мощно грохнуло, сверху посыпались стекла, раздались крики, толпа сначала хлынула прочь, затем, словно морская волна, покатила обратно, и Оскар, увлеченный этой волной, вновь двинулся в сторону Стрэнда.
– Что? Что случилось?
Этот вопрос задавали друг другу сотни зевак, которые пытались разглядеть через чужие головы хоть что-нибудь. Какой-то юнец ловко взобрался на афишную тумбу и начал выкрикивать вниз то, что ему удалось рассмотреть:
– Что-то взорвалось! Весь перекресток в битых кирпичах! Всюду тела! Полисмены набежали! О! Да там кортеж!
– Что? Что там?!
– Не видно! Думаю, что мясо! Автомобили просто разорвало! О! Какие-то важные шишки подвалили! Газетчиков гонят в шею! Точно важная персона!
Оскар, встав на спинку лавки, бросил взгляд вперед. Да, автомобили представляли собой какую-то дикую смесь из покореженного металла, битого кирпича, дыма и остатков роскошной обивки. И кусков плоти вокруг.
Дом, к счастью, не рухнул, хотя и мощным взрывом магазин на первом этаже просто вывернуло наизнанку. Еще бы, столько ящиков с товаром туда завезли за эти дни.
Что ж, пора идти, пока мост Ватерлоо не перекрыли в связи с этой всей суматохой. Особенно когда узнают, кто был в машине.
Четверть часа спустя уверенной походкой он подошел к окошку телеграфа и, взяв чистый бланк, размашисто написал:
«М-ру Фарреллу Фицпатрику О’Доннеллу, дом 13, Салливан-Сквер, Чарльстаун, Бостон, штат Массачусетс, США.
Оскар Д. О’Коннор, вокзал Ватерлоо, Лондон, Соединенное Королевство.
Стайофан Джордж уехал. Голлагэр Конн передает пламенный привет. Оскар».
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
24 сентября (7 октября) 1917 года
ВАТИКАН. Сегодня Папа Римский Бенедикт XV и Вселенский патриарх Герман V выступили с совместным обращением к воюющим странам, призвав правительства означенных стран сесть за стол мирных переговоров.
«Призываем всех христианских государей, все христианские правительства, во имя человеколюбия и любви к ближнему, сделать шаг к прекращению братоубийства и богопротивного кровопролития. “Сто дней для мира”, принятые всеми воюющими странами, вот первый шаг к установлению всеобщего и прочного мира», – говорится в обращении.
Оскар стоял, опершись на парапет набережной, и смотрел в сторону парламента. Башня Биг-Бена только что отзвонила очередной час, мрачная и безразличная к суете, которая бушевала у ее подножья.
– Экстренный выпуск! Взрыв на Стрэнде! Гибель короля Джорджа! Экстренный выпуск!
Ловко поймав на лету монету, мальчишка сунул Оскару газетный листок и побежал дальше, то и дело ловя монеты. Сегодня у него урожайный день.
Раскрыв газету, мистер Оскар Д. О’Коннор углубился в чтение. Собственно, особых подробностей пока не было. Букингемский дворец хранил молчание, ограничившись скупым сообщением о гибели короля Георга V и заявлением о том, что новый король Эдуард VIII срочно возвращается из Рима. Скотланд-Ярд так же был скуп на комментарии, но судя по широте выдвигаемых в газете версий, пока цензура не добралась до газетчиков, что явно свидетельствовало о полной растерянности в верхах.
Зато на улицах росло возбуждение. Лондон бурлил. Где-то собирались толпы, возникали стихийные митинги, кто-то выдвинул клич идти к Букингемскому дворцу, кто-то запел «Боже, храни короля!», рыдали какие-то дамочки, какой-то розовощекий юнец, взобравшись на парапет, попытался читать собравшимся свои стихи, но, не удержавшись, полетел в октябрьскую воду.