Все бессмысленно и плохоС точки зрения травы,Жизнь ее достойна вздохаИ печального «увы»,Жгут ее, и рвут, и топчут,И покоя не дают,Поострей косу наточат —И давай крушить уют,Насекомую обитель,Столь любимую жучком…Не губи траву, воитель,Лучше ляг в нее ничком.На
тебя здесь зла не держатИ тебе не отомстят…Пощекочут и понежат,На ушко прошелестят.
Август 2000.
* * *
Где же все это — язвы, проказа?Кто-то стер аккуратно с доски.Существует лишь tabula rasa.Нарисуй на ней, Боже, с тоски,Нарисуй на ней снова со скукиРыбок, птиц, человечьи полки.Вот тебе в Твои чуткие рукиКисти, уголь, цветные мелки.Стерто прошлое — как ни бывало,Не кровила ранимая плоть,Никого еще не убивало,И доски не касался Господь.
Июнь 2001.
* * *
Ну и как он в переводеНа земной и человечий?Получилось что-то вродеБесконечно длинной речи.Хоть бессмыслица сверкаетТут и там и сям порою,Но процесс нас увлекает,Все мы заняты игрою:Переводим, переводимС языка оригинала,Где-то возле смысла бродим,Есть сюжет, а толку мало.И пером не очень нежнымБожий замысел тревожим,Окончанием падежнымИх скрепляя, строки множим.Но в хорошую погодуСвет такой ОТТУДА льется,Что земному переводуНу никак не поддается.
Июнь 2001.
* * *
Всё от лукавого, ей-ей…Иначе как могло случиться,Что дождь прошел, и сад лучится,И белый день еще белей.Всё от лукавого. В манокДни напролет свистит лукавый,И листья ластятся, и травы,Дрожит роса у самых ног.И этот луч средь бела дня,И миг стремительного летаСтрижа — ловушка и тенета,Силки, тенета, западня.
Июнь 2001.
* * *
Увы, хлебаю, что дано.Уже едва прикрыто дно,Уже на донышке остатки,Но,
говорят, остатки сладки.Пока июнь идет к концу,Стекает дождик по лицу,Водичку пьет из лужи птичка,Пресна небесная водичка.Стекает дождик по устам,Пока шагаю по крестам,По влажным крестикам сирениИз света в тень, на свет из тени.
Июнь 2001.
* * *
Вторник, пятница, среда…Жить-то надо — вот беда,Дни недели обилетить,Проводить, потом приветить,После снова проводить,С ними есть и с ними пить,В их дождях-лучах купаться,В их подробностях копаться,Их дарами дорожить…Ну, короче, надо житьОт восхода до восходаИ в любое время года.
Июнь 2001.
* * *
Звонят отсюда через ноль,А также через боль и муку.Коммуникации наукуОсвоить просто. Уж не стольОна немыслимо сложна:Нажмете точку болевую —И речь услышите живую,Ту самую, что вам нужна.
Июль 2000.
Анна Матвеева
Восьмая Марта
Матвеева Анна Александровна родилась в Свердловске. Окончила факультет журналистики Уральского университета. Автор книг «Заблудившийся жокей» и «Па-де-труа». Печаталась в журналах «Урал» и «Новый мир». Живет в Екатеринбурге.
Действуют:
Марта Зайцева, 25 лет — преподаватель русского как иностранного.
Лариса, 24 года — ее коллега и подруга.
Мужчина Z, 30 лет — засекреченный возлюбленный Марты (по телефону).
Галина Ивановна, 50 лет — кассир, мать Марты.
Юрий Степанович, 55 лет — водитель, отец Марты.
Ясухиро, 22 года
Такэси, 23 года японские студенты.
Йоко, 20 лет
Глупый Саша, 20 лет — сосед японцев по общежитию.
Тетцуя-сан, 50 лет — отец Ясухиро.
Киёми-сан, 49 лет — мать Ясухиро.
Бабушка Ясухиро, очень много лет.
Жена Мужчины Z (по телефону).
Чиновник из японского консульства (по телефону).
1
Екатеринбург, март 1995 года
Квартира Зайцевых — хрущевка (естественно!), первый этаж. Решетки на окнах, ковер на стене, ковер на полу. Старая стенка с хрусталем. Работает телевизор. Перед телевизором сидят японские студенты Ясухиро и Такэси, сидят на полу по-турецки. На диване —
Юрий Степанович, нога на ногу, трясет тапком. Смотрят хоккей.
Юрий Степанович. А в Японии-то у вас есть хоть хоккей?
Ясухиро (говорит с сильным акцентом). В Японии осень попурярный футбор. Я сам играю футбор.
Такэси. И я играю футбор.
Юрий Степанович. Ну, я понял про футбол, а хоккей-то есть?