Новый Мир (№ 3 2010)
Шрифт:
Щелкнул удар, мулла бросил на землю плетку.
Подобрав полы балахона, спешно отошел к стене, сложил руки.
Первый камень ударил в ствол кипариса, но женщина все равно вскрикнула.
Второй попал в плечо, следующий — в грудь. Стон перешел в глухое бормотание, как будто человек в мешке заговаривал кого-то.
При виде крови, которая пятнами распустилась на мешковине, толпа яростно загудела. Чем больше камней попадало в цель, тем ниже наклонялся мешок и тем реже вздрагивал кончик колпака. Пока наконец не замер.
Люди
Мешок дернулся и снова мелко задрожал.
С этого момента камни летели градом.
Подземный ход был частью ганатов , или нижнего города, древней и чрезвычайно запутанной водопроводной системы. Когда-то в этой земле находились христианские катакомбы, и на стенах часто попадались рисунки, а в иных тоннелях даже сохранились высеченные в камне храмы. Именно эти катакомбы и стали основой для системы водоснабжения города. Они располагались под наклоном, внутри горных террас, поэтому горная вода могла поступать в город самотеком, что и определило назначение катакомб.
Водопровод пронизывал землю под городом наподобие кровеносной системы. Каждая клетка города, будь то жилой дом или мини-маркет, мечеть или площадь, имели доступ к этой системе. По мере того как развивалась, расселялась жизнь в городе, разветвлялись и водостоки. Ганаты объединяли тысячи мелких капилляров — домашних или уличных стоков — с широкими отводами, принимающими отходы рыночных или производственных кварталов. Можно сказать, что под городом лежала точная проекция его внешней каждодневной жизни. Той самой, какой она складывалась год за годом на протяжении столетий. По сути, через ганаты выражалось само время, принимавшее их форму по мере постепенного и неумолимого течения. Ганаты были своего рода книгой времени, в которую заносилась сама жизнь — та жизнь, что наполняла это время, эту книгу.
Тонкие сосуды объединялись с крупными, те открывались в анфилады накопителей, откуда осадок выводился через дамбы в долину, лежавшую по ту сторону гор. За столетия многие стоки — заброшенных или разрушенных домов, заложенных улиц, закрытых рынков и упраздненных казарм — давно и безнадежно закупорились. В таких местах под землей образовывались затоны, многие из которых размывали землю до грунтовых вод, в результате чего под землей образовывались целые озера. В этих озерах водилась рыба, причем довольно крупная. Из-за вечного полумрака эта рыба не имела пигментации и была прозрачной — настолько, что сквозь чешую просматривался скелет и внутренние органы.
…Человек спускается в ганаты по длинной лестнице. Она уходит под землю со двора дома, где он очутился, спасаясь от погони. Спуск настолько глубок, что вскоре за сводами потолка исчезает вход, так что последний отрезок пути человек проделывает в полной темноте, на ощупь. Но вот что странно — площадка, где он очутился, имеет освещение. Источник света находится над головой. Отдышавшись, человек долго прислушивается — нет ли погони? — а потом замечает этот свет. У него над головой голубое пятнышко неба размером с пуговицу. Значит, то, куда он спустился, есть дно колодца, огромную глубину которого можно представить по размерам колодезного отверстия.
Из колодца уводят низкие
Однако нора не бесконечна, вскоре она выводит человека под своды огромного накопителя, которые — своды, — судя по эху, довольно высоки. На потолке видны дыры, пробитые прямо на улицу, — это значит, что накопитель находится намного выше общего уровня ганатов и лежит прямо под мостовой города.
Свет с потолка еле заметен, скуден — поскольку наверху наступает ночь. И человек решает не бежать, не торопиться. Провести ночь здесь, переночевать на каменных ступенях, которые окружают воду амфитеатром.
Для сна человек выбирает пустую нишу. Если исходить из размеров и формы ниши, а также судя по рисункам на камне — рыбы и креста, — раньше здесь находилась гробница. И человек залезает в нее, прячется. Подтягивает ноги к подбородку — а именно в такой позе хоронили в этих гробницах — и тотчас засыпает. Во сне его преследуют картины ужасной казни и погони. Ему кажется, что он еще бежит по выгнутым улицам города. Ищет, куда спрятаться от людей, готовых убить его, разорвать на части.
Ближе к утру видения страшного дня оставляют его. Только перед самым пробуждением в сознании снова картина. Человек видит голого мужчину, который берет женщину, лежащую под ним на каменных ступеньках. Несмотря на то что эти люди — сон, человек знает, что он и они каким-то образом связаны. Ему хочется защитить женщину, прогнать мужчину. Но когда он пытается это сделать, сон сразу оставляет его.
Утро, человек проснулся. Он озирается, вращает со сна глазами. Смотрит на воду, заляпанную бликами, падающими сквозь дыры в сводах. Куда дальше? Еще вчера тоннель выглядел тупиком, мертвой точкой.
А сейчас в темноте мерцает неяркий свет. И этот свет говорит о том, что в конце тоннеля есть выход.
ЧАСТЬ IV
Течение настолько сильное, что натянутая веревка дрожит от напряжения. Волны ударяют в борт мелко и часто, заглушая звуки транзистора и звон посуды.
Из лодки долетают голоса — тихий мужской и женский, резкий.
Запах жареных бананов смешивается в воздухе с привкусом тины.
Из-под навеса на палубу вылезает низкорослый лодочник. Подтянув одной рукой шорты, он переворачивает ведро. Пустые жестянки падают в реку и, подпрыгивая, катятся по течению.
Хозяин лодки переходит на корму и бросает промокшие циновки под навес. В парусине несколько дырок, он залепляет их скотчем. Что-то говорит в сторону каюты — но ему никто не отвечает.
Винтовая штанга висит над палубой. Лодочник снимает промокшее белье, бросает под навес. В полумраке мелькают детские руки, тряпки исчезают. Опустив полог, девушка распрямляется и убирает волосы под платок.