Новый Мир (№ 4 2006)

Журнал Новый Мир

Депортированная из пустыни в городскую квартиру

В знак протеста отказывается от пищи

Постепенно теряет в весе

Становится легче воздуха

Поднимается в небо качая растопыренными конечностями

В качестве НЛО регистрируется спецслужбами

Проходит в секретных списках под кодовым названием

Черепаха

Александр Чанцев. Эстетический фашизм. Смерть, революция и теория будущего у Ю. Мисимы и Э. Лимонова. — “Вопросы литературы”, 2005, № 6.

“Творчески общее для них — эстетика молодости, темы смерти, самоубийства, телесности, революционный пафос;

биографически — увлечение западничеством в начале жизни, латентная гомосексуальность, скандальный имидж „неудобного писателя” на своей родине, популярность за границей, увлечение национализмом и попытка революционного восстания, то же самоуравнивание творчества и биографии, снятие какого-либо противоречия между ними, стремление самому творить биографию, и творить ее прежде всего в соответствии с идеалами своей эстетической системы…”

“…смерть для Лимонова нужна лишь как орудие утверждения собственной самости перед лицом всеподавляющей Системы. Мисиме смерть нужна была как медиум между индивидуумом и миром прекрасного, как помощник в его экзистенциальном прорыве в трансцендентный мир. Однако у Мисимы на определенных этапах происходила эстетизация смерти, уравнивание ее с красотой.

У Лимонова подобного нет. Его итоговый выбор в экзистенции — жизнь, а не смерть. Этим объясняется и изменение риторики: в отличие от „самоубийственного” пафоса ранних книг и призывов „Убейте меня молодым!” в его поздних книгах все чаще проскальзывает мысль о том, что он хотел бы стать основателем нового религиозного учения, для чего ему нужно прожить долгую жизнь”.

“В развитии некоторых тем Лимонов пошел гораздо дальше своего „учителя” Мисимы. Это тема тюрьмы…”

“Хотелось бы надеяться на то, что ситуация в нашей стране в ближайшее время изменится так, что Мисима и Лимонов будут актуальны благодаря несомненному качеству их текстов, а не из-за протестно-радикального пафоса их идей”.

Игорь Шайтанов. Современный эрос, или Обретение голоса. — “Арион”, 2005, № 4.

Тема раскрывается через анализ творчества Инны Лиснянской и Веры Павловой. Однако написанное оказалось много шире заявленного в названии.

“Поэзия Лиснянской на протяжении многих лет оставляет впечатление трагической героини, пребывающей в поиске трагических обстоятельств”. Интересно разбирается в случае с И. Л. — ахматовская тема: “Поэзия у Лиснянской (в сопоставлении с ахматовской) не предметна, а, наоборот, предметность ее по своей установке — аллегорична. <…> В ее мифологии преобладают библеизмы, в которых — христианская нравственность и ветхозаветная онтология. Мир суров и греховен. Его материальность (та самая, что постоянно вызывает восхищение и смущает своей природной прелестью), если вспомнить и вдуматься, — порочна. Именно по поводу того, в чем источник поэзии, в какой мере он замутнен вещностью, Лиснянская позволила себе прямо не согласиться с ахматовским определением:

Лишь звука вещество

Не ведает позора.

Стихи из ничего

Растут, а не из сора.

(1997) ”

В случае с Верой Павловой мне прежде всего показалась интересной ретроспективная игра в то, как однажды Игорь Шайтанов усомнился вслед за другими: а не “проект” ли — явление и творчество В. П. “Проект — это сконструированная акция, в которой проектировщик выступает не „инженером человеческих душ”, а риелтором культурного пространства. Производится поиск пустующих культурных площадей и их последующее освоение: исторический детектив; современные комплексы подросткового сознания в условиях повсеместности молодежной моды; компьютерная игра как литературный сюжет; карнавализация социалистического

гуманизма… А эротика — явно неосвоенная территория, поскольку поток сниженной лексики в современных текстах к эротике имеет отношение еще гораздо меньшее, чем имел Иван Барков. Вот тут-то и входит Вера Павлова…”

Самое главное: Шайтанов пытается нащупать эволюционную линию в поэзии Веры Павловой, что особенно важно — как тема — после выхода книги “По обе стороны поцелуя” (2004).

Арвидас Юозайтис. Неслиянность и нераздельность. — “Дружба народов”, 2005, № 12.

Один из создателей и лидеров движения “Саюдис”, а ныне — атташе по культуре Генерального консульства Литовской республики в Калининграде отвечает на вопросы Георгия Ефремова. Вот — полный ответ на один из них.

“ Г. Е.: У Литвы ХХ века — поразительная поэзия (Майронис, Бинкис, Радаускас, Нерис, Марцинкявичюс…), фундаментальная проза, неординарная драматургия. Какое место, по вашему мнению, занимает сейчас литовская литература и в целом культура на европейском фоне?

А. Ю.: Я считаю, что самая высокая нота в литовской поэзии — это Саломея Нерис. Я так полюбил ее, что написал и в 1997-м издал — отдельной книгой — драму „Саломея — труднейшие годы” (книга претерпела два издания). Попробовал представить себе, а также показать читателю ее судьбу и жизнь в СССР, в годы Великой Отечественной войны — в Уфе и Москве. В то время она пережила нечто страшное, невыразимое по глубине трагизма, отчаяния и беспросветности. Ко всему прочему, она была депутатом Верховного Совета СССР, и без этого факта многого не поймешь в ее творчестве. Я проследил ее беспросветное и полуголодное существование в 1941—1942 годах. В то роковое время Саломея совершила попытку самоубийства, вступила в брак с обрусевшим литовцем (при живом-то муже, оставшемся в Литве!). Она тяжело переживала свой грех, болезненно относилась к любому человеку, который становился ей близок. Я проследил ее жизнь — по дням и ночам тех военных лет — и в стихах, созданных то в глуши, то в Москве, вычитал многое. Ужасно и грандиозно: хрупкая женщина переживала мир как Литву, как семью и оголенной душой, задыхаясь и рыдая, писала как мужчина-герой. Без слез. Юрий Левитанский перевел ее так: „Сожгите вы меня теперь как ведьму, / Спалите вы меня в костре смолистой ветвью, / Я ни одною жилкою не вздрогну, / Пытайте — не отвечу, не отвечу…” Это сродни Марине Цветаевой — дыхание взахлеб, над пропастью… жизни.

Нынешняя наша литература, как мне кажется, пребывает в „кризисе жанра”, в растерянности постмодернизма — игра, все игра… А культура вообще? Трудно сказать, ибо ее натужно прихорашивают — как одну из форм развлечения. Все наиболее ценное происходит не в шуме и блеске, и даже уже не в литовском театре (он окончательно теряет и изводит актера как вид, а виной тому — тирания режиссерства, когда, подобно диктатурам ХХ века, людей-актеров почитают за „человеческий материал”). Самое ценное, по-моему, в образной живописи, образной фотографии и образной скульптуре. Под „образностью” я понимаю икону — то есть традиционный „очеловеченный лик”. То есть тяготение к христианству в искусстве”.

Составитель Павел Крючков.

.

АЛИБИ: “Редакция, главный редактор, журналист не несут ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан и организаций, либо ущемляющих права и законные интересы граждан, либо представляющих собой злоупотребление свободой массовой информации и (или) правами журналиста: <…> если они являются дословным воспроизведением сообщений и материалов или их фрагментов, распространенных другим средством массовой информации, которое может быть установлено и привлечено к ответственности за данное нарушение законодательства Российской Федерации о средствах массовой информации” (статья 57 “Закона РФ о СМИ”).