Новый Мир (№ 5 2011)
Шрифт:
— Да что же это такое, доктор, — пожаловалась она, — совсем не помогают мне ваши таблетки.
— Что это такое, спрашиваете? — ухмыльнулся врач. — Это, моя дорогая, называется “старость”!
Никто так не утешит, как доктор.
— А вот знаменитый русский ученый Мечников говорит, что старость — это болезнь, и надо лечить ее, как любую другую.
— А вы не пробовали у него полечиться?
—
— И секрет лечения, видимо, унес с собой?
Тем временем он отстукал на компьютере все ее обычные рецепты. Бумажки выползли из принтера прямо ей в руки:
— Главное, не забывайте, принимайте все, и регулярно.
— И будет хорошо?
Врач молча улыбнулся.
— А почему вы не велите мне бросить курить? Будет еще лучше.
— Да чего уж теперь. Курите себе на здоровье. Бросай не бросай, теперь уж все равно. Это надо было раньше делать, ну, хотя бы в моем возрасте.
— А вы бросили?
— Нет еще, но бросаю.
— А, ну-ну, бросайте. А пока — дайте сигаретку, если не жалко.
Она вышла из здания поликлиники и глубоко затянулась. Сигарета не имела ни вкуса, ни запаха. В струе воздуха, которую она выдохнула, не было дыма. Что за гадость курит доктор Ашер, подумала она и проснулась.
Господи, какое счастье! Это был только сон. Она лежит на широкой двуспальной кровати, под легким шелковистым одеялом, тело у нее гладкое и гибкое, слушается ее беспрекословно, и ничего не болит!
Она выскочила из спальни — над головой по-прежнему сияло мягкое солнце, шар по-прежнему неслышно плыл над стеклянистой сине-зеленой равниной. На столике среди неубранных остатков еды лежала заветная пачка с последней сигаретой.
Нет, сперва вызвать его. Для этого достаточно захотеть. Но для верности позвонить, чтоб не забыл сигареты! 054-0101010.
— Ты меня узнаешь?
Сперва тихо. Потом откашлялся, набрал воздуху:
— Да, узнаю.
— Скоро увидимся. Ты не против?
— Какое это имеет значение?
— Ну, если тебе очень неприятно…
— Перестань. Ты меня вызываешь, значит, увидимся.
— Слу-ушай… А ты молодой или старый?
— В смысле?
— Ну, ты сейчас какого возраста, молодой или старый?
— Насколько я помню, мы всегда были ровесники. Вряд ли это изменилось с годами.
—
— Что?
— Сигареты у тебя с собой?
— Ты забыла. Я никогда не курил.
— Прекрасно помню. И как ты меня изводил из-за дыма. Но сейчас не об этом. Ты же всегда носил с собой пачку.
— Да? Возможно. Но это было очень давно. А что, ты все еще куришь? Поздравляю! Молодец! Честь и хвала!
— Какой ты стал… ядовитый… ты совсем не такой был…
— Извини, какой есть. Так что, тебе нужны сигареты? Привезу.
— Спасибо, ты меня очень выручишь.
— Ладно, давай.
— Давай…
Ну вот, теперь можно спокойно выкурить последнюю.
Уже засветилась красная точка на горизонте. Скоро, скоро прибудут сигаретки родимые!
А вместе с ними он...
Ей вдруг стало стыдно. Зачем она хочет его увидеть? Только ради сигарет. И он наверняка догадался. Что он подумает? Как нехорошо получается. Она ведь хотела просить прощения за прошлое, а тут новый грех на душу...
Но может быть, он вообще забыл это прошлое и они могут встретиться просто как старые знакомые? Да нет, судя по его тону, вряд ли.
И ничего удивительного. Им очень плохо жилось те три года, что они пробыли вместе. Особенно ему. Он прилежно и добросовестно исполнял обязанности любящего и заботливого мужа и не искал ничего, кроме теплого дома и такой же любящей жены. То есть в точности соответствовал ее вымечтанному идеалу нееврейского мужа. А она... ей тяжко оказалось жить с идеалом. И даже не тяжко, а — томительно неинтересно. Нет, он не был ей неприятен, он в общем-то даже нравился ей, иначе она не вышла бы за него замуж. Он хотел строить общий дом, семейное гнездо, любить ее, рожать и растить детей — чего еще можно было требовать, чего желать? Да она и сама не знала. И от нее он требовал не так уж много. Он даже на кухне возился сам, хорошо умел готовить, а ее просил только прибирать немного в комнате и стирать и гладить ему чистые рубашки на работу. И это она делала.
Вообще, пока она была дома одна, было терпимо. Она мыла посуду после завтрака, подметала, писала свою диссертацию, читала и слушала музыку. И курила сколько хотела. Но еще он просил — ласково, ненастойчиво, но не раз и не два, — чтобы она была дома, когда он возвращается с работы. Вот этого-то она не делала. Насидевшись за день за машинкой или за книгой, под вечер она открывала в комнате окно настежь — он сердился, и справедливо, за прокуренный воздух — и уходила на долгие прогулки. Тогда она и приучилась курить на улице, даже в мороз.