Новый Мир ( № 8 2004)
Шрифт:
Виктор Куллэ. Стихи. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 5 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
...............................................
Ибо все, что спасает сейчас проныру:
бормотанье в рифму, цитаты, враки —
так и так достанется Граду и Миру.
Мир забудет, а сумрачный Град — навряд ли.
Заболев сызмала недержаньем речи,
получай ответ, обратившись в камень:
все же было что-либо человечье
в неприятном, недобром твоем оскале?
Виктор
Гордиться нечем: ни тугой мошной,
ни гением. Для полноты картины
при никакой игре — подобьем мины
благопристойной, чуточку смешной.
..........................................
Что ни вливаешь в старые меха —
все обратится в уксус. Обнаженье
приема — отрицает продолженье.
За вымученной внятностью штриха —
лишь тошнотворный привкус пораженья,
стекающий по лезвию стиха.
(“Сонет”)
А. М. Панченко. Стих-плач протопопа Аввакума, в Пустозерской земляной тюрьме седяща. Стихи . “Другая история”. Публикация В. С. Копыловой-Панченко. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 5.
“Хотелось бы попробовать (по крайней мере по отношению к XX веку) сочинить и изложить некоторые очерки этой другой, настоящей, обывательской истории. Тем более, что в XX веке Россия претерпела такие трагические изменения, что человек вынужден был как-то отделяться от истории. Он жил по Эпикуру, у которого есть замечательное выражение: „Хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался”. Человеку приходилось и приходится до сих пор как-то прятаться. Потому что, если быть все время на виду, не обязательно, что тебе пустят пулю в лоб (хотя могут пустить и пулю в лоб), но по крайней мере тебе не дадут спокойно жить, тебя будут беспокоить. Давайте попытаемся посмотреть на революционные события XX века с точки зрения обывателя”.
Валерий Попов. Городские цветы. (Конец водной феерии). — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 5.
“— Маша! Пробей молодого человека! — в подвальном магазине, пронзенном лучом, крикнула продавщица.
И Маша пробила меня”.
А. В. Савельев. Советский театр абсурда Андрея Амальрика. — “Вопросы истории”, 2004, № 4.
“К середине 1970-х годов социальный статус Амальрика в диссидентском движении оставался таким же неопределенным, как и двусмысленные персонажи одной из его первых абсурдистских пьес „Восток—Запад”. На Западе в нем видели самобытного историка диссидентства в СССР, а дома, на Востоке, за глаза называли „агентом КГБ”. Такое положение не могло не отразиться на последующих контактах Амальрика с диссидентами. Собственно говоря, вся правозащитная деятельность Амальрика с мая 1975 г. по июль 1976 г. сводится лишь к сбору подписей под различными декларациями, заявлениями, обращениями и т. п., настойчиво убеждавшими А. Д. Сахарова реально возглавить демократическое движение в стране, от чего опальный академик столь же энергично отказывался. Итоги этой длительной „подписной кампании” были неутешительны. Амальрик сравнивает ее с путешествием Чичикова за мертвыми душами”.
Елена Скульская. Интерес к содержанию. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2004, № 5.
Печатается в рубрике “Дневник писателя”.
“Саня Лурье — скупой рыцарь одиночества.
Американский специалист
— Интеллектуал хочет жить, а интеллигент — умереть.
У афоризмов Лурье есть растлевающее свойство: их хочется украсть; у них чешутся кавычки при цитировании. Потому что это не афоризмы, но стихи. Написанные внутри литературы, как внутри боли, чтобы преодолеть и ту и другую. <…> Коля Крыщук написал о нем: „Смотрит пристально. И счет у него есть, похоже, в Гамбурге””.
О. Л. Шахназаров. Отношение к собственности у старообрядцев (до 1917 года). — “Вопросы истории”, 2004, № 4.
“Экономическую основу старообрядчества составляли общественные фонды потребления, включая денежные средства, товары и услуги. Важнейшими политико-экономическими следствиями их возникновения стали: аккумуляция средств для обживания агрессивной природной среды, капитализация средств для успешной конкуренции, разделение функций владения, распоряжения и пользования собственностью, формирование конфессионально-замкнутой беспроцентной, а нередко и безвозвратной ссудной денежной системы, создание собственных товаропроводящих систем, контроль над процессом ценообразования.
Поколения староверов-предпринимателей от мелких до крупных вплоть до последней четверти XIX века отдавали себе отчет в том, что могут управлять средством производства, но не обладают правом безраздельного владения и распоряжения им, то есть по законам царской России они были полноценными собственниками, а по законам общины — нет. <…> Романовская Россия была не в состоянии понять мотивацию старообрядческого поведения. <…> Общинная казна в центре, а вокруг нее — крупные и средние предприятия общинников, в свою очередь связанные со множеством мелких предприятий-поставщиков, — такова была экономическая организация старообрядчества. В западном обществе источником капитала выступал сначала ростовщик, а потом банк, аккумулирующий средства миллионов вкладчиков и делящий с ними ссудный процент. В романовской России с запозданием на несколько лет развивался аналогичный процесс. А в старообрядческой России эта роль отводилась общинной казне. Когда общинных средств для растущей экономической активности не стало хватать, появились старообрядческие банки, но и они продолжали выполнять весьма специфическую, четко обозначенную роль заемного резерва конфессионального характера”.
IN MEMORIAM. Михаил Шикович Файнерман (9.12.1946, Москва — 29.7.2003, Москва). — “Новое литературное обозрение”, № 65 (2004, № 1).
Подборка материалов памяти поэта, входившего в начале 80-х в литературную группу “Список действующих лиц”. Он был хороший человек и теплый стихотворец. Писал то, что потом стали называть “концептуальным стихом”. Вот — из его маленького эссе о свободном стихе, подготовленном к печати другом — Иваном Ахметьевым:
“Бессмысленно искать истоки верлибра в фольклоре: если они найдутся, что с ними делать?
Просто писать в этой манере, и все, — мало думая о том, как устроен русский язык. Как напишем, так и будет устроен. Точно так же, как просто писать, не думая об устройстве своих стихов в вечности: это образ жизни, без целей. Но… именно он-то и имеет цель.
Бессмысленно говорить, что в свободном стихе — свой ритм. Где его нет? Интереснее выделить тип свободного стиха, который мог бы существовать сам по себе, без тяготения к прежнему благозвучному. В таком верлибре благозвучие вообще отступает в тень, на свет выходит интонация. Именно такой верлибр дали Уитмен, Паунд, Плат.