Новый Мир. № 5, 2000
Шрифт:
Для тех, кто со мной в душе согласен, но стыдится в этом признаться, а так же для тех, кто искренне колеблется, замечу, что примет печального варианта развития событий много. Ведь успех или неуспех социального целого более всего зависит от двух вещей: во-первых, от степени дееспособности элиты; во-вторых, от силы духа общества, от степени его консолидированности.
Начнем с элиты. То, что положение дел здесь более чем печально, не вызывает особых сомнений. Большинство разговоров простых граждан сводится к констатации того, что опереться не на кого. Правда, сейчас появился Путин, который внушает многим надежду набудущее. Однако его проблема в том, что он оказался под ударом многочисленных псевдоэлит, которые тем или иным путем заняли привилегированное положение в обществе. Для большинства из них — для Примакова и Лужкова, Явлинского и Немцова, Зюганова и Кириенко — определенных
Впрочем, описание слабости элиты — занятие неблагодарное. Куда существеннее то, что само общество не в состоянии выдвинуть из своей среди людей, желающих и при этом способных действовать в первую очередь в интересах страны.
Разложение общества и элиты проявляется еще и в том, что наиболее яркие и забавные фигуры появляются на экстремистских флангах, то есть там, где у них нет серьезных шансов на успех.
В России средой, порождающей элиту и лидеров, является интеллигенция. Но если во времена тоталитарного строя ей все-таки хватало сил на то, чтобы выдвинуть одного-двух деятелей ранга Солженицына, то сегодня не получается ничего. Более того, состояние кинематографа и литературы отражает нежелание и неспособность интеллигенции к продуктивному поведению. Ведь одна из ключевых задач интеллигенции — производить художественные ценности, позволяющие и обществу, и каждому отдельному гражданину ориентироваться в мире, понимать, какие ценности одобряются, а какие нет. Многие указывали на то, что во времена великой депрессии на Западе литература и кинематограф обнадежили общество, внушили ему оптимистическое представление о мире, поддержали надежду на возрождение и возможность преодоления сложностей. В конце концов, победить может только тот, кто верит если не в неизбежность, то хотя бы в реальную возможность победы. Очевидно, что современная российская массовая культура или занята садомазохистским пережевываниям идеи безнадежности попыток наладить в России нормальную жизнь, или же, что очень близко по духу, ностальгии, находя только в прошлом сколько-нибудь приемлемые человеческие ценности. Даже такой популярный жанр, как детектив, и то антиобщественен. Большинство сочинителей исходит из представлений полного отсутствия в России дееспособных правоохранительных органов, превращения государства в частное предприятие, действующее в интересах тех или иных административных групп.
Да и само общество производит весьма гнетущее впечатление. Совершенно очевидно, что каких-либо интегрирующих ценностей нет, что активизировавшийся после крушения коммунистической системы процесс самоорганизации общества сдвигает Россию в сторону трайбализма, если можно так выразиться. То есть граждане создают более или менее обширные группы, которые конкурируют с другими в борьбе за жизненные ресурсы. Фактически происходит имитация нормальной социальной структуры, за фасадом которой действуют корпорации. Одна, например, называется милиция. Другая — правительство. Третья — Красноярский край. Признаков, по которым идет самоорганизация множество. А внутри каждой группы не прекращается конкурентная борьба. Преступные сообщества всего лишь частный случай самоорганизации россиян. И это, кстати, видно по уровню их включенности в жизнь России. Иными словами, потрясающий воображение уровень неконсолидированности России определяет практическую невозможность ее возрождения.
Пожалуй, самым крупным положительным ресурсом страны можно считать безусловное стремление большинства жить «нормально», то есть соответствовать стандартам западной материальной жизни. Вялое, полубессознательное согласие общества с идеями свободной экономики конечно же отрадно, но недостаточно для эффективной консолидации. Этого явно мало, поскольку без серьезно и сознательно принятых ценностей, без некоторых воодушевляющих социальных мифов — веры в успех, убежденности в том, что в целом
Конечно, я перечислил только несколько показателей, которые, по моему мнению, лишают нашу страну надежды. Ну в самом деле, на что можно рассчитывать, если элита неэффективна, безвольна в социальном смысле, если она в глазах населения выглядит лишь шайкой удачливых авантюристов, да и ведет себя в точности в соответствии с этими ожиданиями. Но эта элита — плоть от плоти российского народа, не имеющего ясных ценностей, морально разложившегося, уверенного в том, что любой успех есть результат воровства, подлости и везения, а самый большой враг — ближний твой. Понятно, что обществу без мечты и элементарного взаимного доверия не на что надеяться.
Забавно, например, что Ярослав Гашек более популярен в России, нежели в Чехии. Мне кажется, что такая популярность, равно как и популярность Ильфа и Петрова, связана с тем, что ядро их гениального смеха определено господствующим в обществе принципом отрицательной селекции, согласно которому на социальный верх поднимаются самые глупые и самые ничтожные, а умные и симпатичные — или жулики, или остроумные бездельники, живущие чем Бог пошлет. Конечная бедность Остапа Бендера оказывается следствием его внутренней свободы, его природной легкости и своеобразной порядочности.
Что же будет? Может, произойдет чудо: напряжение окажется настолько велико, что произойдет какой-либо социальный инсайт, прорыв в качественно новое состояние. Может быть, Путин и есть такой знак, хотя его успех и успех России при нем зависят не только от него, но и от способности и элиты, играждан консолидироваться, осознать, что процветания целого зависит от нашей способности к самоограничению. Такое бывало в истории. Например, когда целые народы меняли религию. А может, Россия развалится на большее или меньшее количество частей, и в каждой из них по отдельности общество консолидируется, выберет себе какую-либо социальную модель, создаст свой, уникальный миф. Как конкретно будет происходить распад страны, пока предсказать трудно. Повторю, что он, хотя и очень вероятен, все же окончательно не неизбежен. Правда, лично я не верю в благополучный исход.
И прежде всего потому, что в основе всего лежит моральный выбор, а не какие-либо обстоятельства. Рим, как известно, пал не потому, что там жили дураки, а потому, что сила духа была на стороне варваров.
Солженицын читает Бродского
Ровно сто лет назад два величайших русских мыслителя не сговариваясь обрушились на двух поэтов, занимавших огромное место в умах и сердцах российского читателя. Лев Толстой выступил с длинным — на семьдесят страниц — очерком «О Шекспире и о драме» (1900); Владимир Соловьев написал статью «Лермонтов» (1899).
«Содержание пьес Шекспира… — пишет Толстой, — есть самое низменное, пошлое миросозерцание, считающее внешнюю высоту сильных мира действительным преимуществом людей, презирающее толпу, то есть рабочий класс, отрицающее всякие не только религиозные, но и гуманитарные стремления, направленные к изменению существующего строя.
…У Шекспира нет естественности положений, нет языка действующих лиц, главное, нет чувства меры, без которого произведение не может быть художественным.
…Искренность совершенно отсутствует во всех сочинениях Шекспира. Во всех их видна умышленная искусственность, видно, что он не in earnest (не всерьез), что он балуется словами».
Соловьев же просто объявил Лермонтова падшим человеком, целиком поддавшимся дьявольским соблазнам гордыни и бессердечности.
«Мы не найдем ни одного указания, чтобы он когда-нибудь тяготился взаправду своею гордостью и обращался к смирению. И демон гордости, как всегда хозяин его внутреннего дома, мешал ему действительно побороть и изгнать двух младших демонов (злобы и нечистоты. — И. Е.) и когда хотел — снова и снова отворял им дверь…
Лермонтов ушел с бременем неисполненного долга — развить тот задаток великолепный и божественный, который он получил даром. Он был призван сообщить нам, своим потомкам, могучее движение вперед и вверх к истинному сверхчеловечеству, — но этого мы от него не получили… Облекая в красоту формы ложные мысли и чувства, он делал и делает еще их привлекательными для неопытных…»