Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая
Шрифт:
«Дженни будет в восторге», — удовлетворённо подумал я, когда Боря сделал мое фото на фоне стен родного селения. Австралийка, небось, никогда не бывала за пределами цивилизации. Правда, ко мне сразу примостилась широко улыбающаяся Мей — от такого соседства Джен будет не в восторге. Ну ничего, в крайнем случае вырежу.
— Ну что там, у всех есть материал для фотоотчетов? — с некоторой снисходительностью переспросила Алла Викторовна через несколько минут. — Давайте, пора идти!
Храм мы увидели, лишь перейдя через гребень небольшого холма. Это было очень простое, но массивное бревенчатое здание, увенчанное высоким крестом. Здание окружал невысокий деревянный заборчик — скорее декоративный, чем призванный защитить от какой-то угрозы. За заборчиком виднелись несколько сараев и теплиц: небольшое подсобное
— Вот оно — то самое место! — выйдя вперед, Григорий Семенович сложил руки перстом и набожно перекрестился, глядя на крест, а затем повернулся к остановившимся школьникам и кратко поведал о хорошо известной мне истории возникновения на холме выселок во время эпидемии.
Батюшка встречал нас у калитки, приветливо махая школьником рукой. Это был грузный пожилой человек в черной рясе. Грустными обвисшими чертами лица напоминал собаку породы бассет-хаунд. Длинные волосы и борода священника изобиловали проседями. Примечательно, что ни солнцезащитных очков, ни противопылевой маски он не носил. Видимо, отдал свое здоровье на волю Божью. Внимательно вглядываясь в покрытое морщинами лицо этого старика, я не смог разглядеть в нем ничего, кроме покорной усталости и простодушной доброты. Вспомнив мамину историю, я вдруг подумал, что понимаю, почему христиане в тяжкие для них времена предпочли избрать своим пастырем женщину, в чьих глазах горел огонь.
Заикаясь, священник, явно не привыкший видеть здесь столько людей, неловко поблагодарил детей за то, что они пришли сюда, сказал что-то не очень понятное о святости, покаянии, искуплении и подобных вещах. Затем пригласил нас жестом заходить внутрь.
Милиционеры вместе с нами заходить не стали. Я заметил, что Джером внимательно наблюдает, как Петков жестами приказывает своим людям распределиться по периметру здания. Эти их военные штучки интересовали парня куда больше, чем церковь.
— Почему люди ходят так далеко из селения, чтобы помолиться? — шепотом спросил я Мей, заходя через калитку во двор храма. — Ведь Бог, кажется, находится где-то на небе… ну, для тех, кто в него верит.
— Я не знаю, — шепотом ответила кореянка, пожав плечами, и улыбнулась. — Мои родители — буддисты. Они не ходят сюда, чтобы молиться.
Толпа детей и подростков, шумя, зашла внутрь. Лишь немногие перед входом перекрестились, в их числе, конечно, Григорий Семенович. Я не был уверен, как это правильно делается, поэтому воздержался. К моему удивлению, набожная Вита Лукьяненко и не подумала перекреститься — наоборот, смотрела по сторонам с презрительно сжатыми губами. Интересно…
Внутреннее убранство храма способно было поразить воображение разве что своей скудностью. В просторном помещении пахло древесиной, ладаном, воском для свечей. Электричества здесь не было. Свет падал лишь из окошек, расположенных под высоким потолком и прикрытых витражами с рисунками библейских мотивов. Подняв голову, я заметил, как на подпирающих потолок балках порхают крыльями пара сизых голубей. Узкий проход между рядов длинных лавок, грубо вытесанных из деревянных бревен, вел к алтарю. Непохоже было, чтобы здесь были установлены какие-то системы очистки воздуха.
Атмосфера сурового мрачного спокойствия в какой-то момент проникла в сердца детей и заставила их на время притихнуть. В это время отец Прохор провел вереницу учеников по храму, показав здешнее нехитрое нутро, а затем предложил всем присесть и завел какую-то речь, которая окончилась предложением помолиться. Но с молитвой как-то не заладилось — немногие из нас знали слова, а священник бубнил так, что разобрать было сложно.
— Чего это наша сектантка совсем не усердствует? — шепотом спросил меня стоящий рядом Джером.
Я снова с некоторым удивлением заметил, что Вита молебен демонстративно игнорирует.
— Наверное, сектанты не признают эту церковь, — догадался я. — Ты разве не помнишь, что нам по истории рассказывали? У них там всегда так: не могут договориться как правильно складывать пальцы, чтобы перекреститься, и из-за этого поубивать друг друга готовы.
— Да, это на Витку похоже, — прыснул Джером. — Надо за ней приглядывать. А то еще подожжет тут что-то, чего доброго!
Во взглядах детей начала проскальзывать скука. Сделав вдоволь снимков на фотокамеры, они не видели здесь для себя больше
В конце концов инициативу перебрали на себя Григорий Семенович и Алла Викторовна. Поблагодарив священника, они вышли вперед и начали более интересную часть экскурсии. Физрук не был прирожденным рассказчиком, но рассказ его был интересен сам по себе, так что он легко завладел вниманием учеников.
— Я заболел где-то в начале января 57-го, — молвил он. — Помню, мы с мужиками в очередной экспедиции вскрыли кладовую в ликероводочном и притарабанили с тысячу бутылок алкоголя. Времена были тяжелые, так что мы заливались беспробудно — то в честь Нового года, то еще в честь чего. И во время очередной попойки, как сейчас помню, один из собутыльников вдруг начал кашлять. Мы его, конечно, сразу прогнали. Но прошло несколько дней — и одним утром кашель появился у меня. Я страшно испугался, не стал даже выходить из своей палатки, чтобы никто не услышал. Поначалу убеждал себя, что я мог простудиться, ведь холод же собачий. Но потом появился сильный жар, тупая головная боль, и слабость — будто руки с ногами сделались ватными. Я целый день валялся в своей палатке под кучей одеял и стучал зубами от озноба. Мною владело полное отчаяние, но я из последних сил пытался убедить себя, что это другая болезнь, какой-то другой грипп — такое ведь бывает. Потом голова начала кружиться, в глазах потемнело. Я начал харкать кровью. И на следующий день меня нашли — кто-то заметил, что я долго не показываюсь на глаза. Поняли все с первого взгляда. Зря я бормотал им что-то — для них я уже был трупом. Со мной и обращались как с трупом. Люди в защитных костюмах зашли, вытащили меня из-под одеял и, в чем был, закинули в обледеневший кузов открытого грузовика. В этом кузове я упал на что-то мягкое — там были еще люди, умирающие или уже мертвые. Краем глаза я заметил, как мою палатку раздирают, огрызаясь друг на друга и толкаясь локтями, мои вчерашние товарищи — пытаются найти и поделить что-то ценное среди моих вещей. Такие тогда были времена.
Сделав паузу и обведя нас грустным взглядом, он продолжил:
— Этот грузовик мы называли «баркой Харона», а его водителя, Петровича — Хароном. Вы, наверное, учили что-то такое по истории про древнюю Грецию? Я сам тогда не знал, потом спросил у умных людей. Харон, по мифам, — это лодочник, который перевозил умерших через речку Лету из царства живых в царство мертвых. Таким был и Петрович. Каждый день он увозил нескольких людей из лагеря на выселки. Только туда — и никогда обратно.
— Но вы же выздоровели! — подал голос кто-то из старшеклассников.
— За мной ухаживали наша уважаемая докторша Габриэла Георге, и вот его мама, Катерина Войцеховская, — физрук кивнул в мою сторону и подмигнул мне. — Не отходили от меня ни на минуту, говорят. Но я этого не помню. Три дня я провел в таком состоянии… ну, врачи называют это «горячкой», «бредом». Но я скажу вам так, ребятишки — никакой это был не бред. Наоборот — только тогда до моего ума дошло, как все обстоит на самом деле. Ну, в смысле, до меня вдруг дошло, что за штука такая — жизнь, и что за существа такие — люди. Я… это… понял все очень хорошо: про себя, про жизнь свою… и про Господа нашего Бога. Кто, как ни он, свидетель — до тридцати лет я не знал Бога. Я не соблюдал ни одной из святых заповедей, богохульничал, обижал ближних своих, не чтил Святого писания, нога моя не переступала порога церкви с того дня, когда меня крестили. Но в дни моей болезни… нет, я не стану говорить, что он явился мне… я, в конце концов, недостоин. Но, знаете… верите… он говорил со мной.
— А вам это точно не приснилось? — непочтительно переспросил кто-то из старшеклассников.
В рядах школьников раздался ряд смешков. Но учитель не обиделся. Лишь усмехнулся с добродушной снисходительностью, мол, «Поймете еще, как подрастете».
— Это чувство — оно из души, понимаете? Бывает, что какая-то мысль приходит вам в голову необыкновенно ясно, четко и неожиданно — мысль, до которой ты сам никогда бы не додумался. Что это, если не Божье откровение?
— Это работает ваше подсознание, — подсказала какая-то заучка-десятиклассница. — Еще сорок лет назад британские ученые провели исследования и определили, что…