Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
Я смотрел на него со смесью отвращения и ненависти. Я видел в узких зрачках генерала выражение, которое роднило этого стального человека с мечтателем. Не в первый уже раз я заметил, как грубый армейский жаргон исчез из его лексикона, и стало ясно, что имидж грубоватого старого вояки — не более, чем ширма, за которой скрывается мрачный «черный кардинал», злой гений на службе правительства, автор и координатор десятков будоражащих кровь тайных проектов. А может быть, даже кто-то несоизмеримо худший, окруженный сверхъестественным, мистическим ореолом, о ком напоминают пыльные строки старых фолиантов, прошедшие сквозь века. Сам дьявол.
— Ваши эксперименты
— Ты прав, — к моему удивлению, кивнул Чхон. — Модификации, проводимые путем грубого вмешательства в работу человеческого организма, недолговечны и примитивны. Будущее — за нанотехнологиями. Чтобы достичь совершенства, необходимо проникнуть в самые сокровенные глубины нашего генетического кода, добраться до первооснов, конструировать на клеточном уровне. И мы — на верном пути. Для того чтобы продвинуться дальше, нам нужен ты, Войцеховский. И вовсе не из-за твоих гребанных человеческих качеств.
— Что бы там тебе не было от меня нужно, я скорее сдохну, чем дам тебе это, — ответил я. — И уж точно я не стану участником экспериментов, которые проводят психопаты вроде тебя.
— Ты глупец, — рассмеялся мне в лицо генерал. — Чего ты никак не усвоишь, что даже твое рождение стало результатом генетического эксперимента? Напомню, это не матушка-природа одарила твоих предков, которые годами жарились под радиоактивными лучами, ребенка с уникальным здоровьем. Тобой интересовались многие. Вынашивали планы, как скопировать твой генетический код, чтобы наплодить уймищу таких же здоровых младенцев. В итоге им пришлось признать, что твое здоровье являет собой редкий случай позитивной мутации — природную аномалию. Интерес к тебе угас. Но я не забывал о тебе. И наконец я разглядел, в чем твоя истинная ценность.
Я не стал спрашивать, в чем, но он ответил сам.
— Ты чертовски живучий. Твой организм способен выдержать потрясающие нагрузки. И ты очередной раз доказал это, когда выжил после схватки с Блэком. Даже я не ждал этого. Именно поэтому я стою сейчас здесь и трачу время на тупые объяснения.
Вновь склонившись надо мной, Чхон прошептал.
— Я предлагаю тебе подписать чертовы бумаги, капитан. И я обещаю тебе одно из двух: либо ты сдохнешь честной смертью подопытной крысы, либо мы сделаем тебя лучше, чем ты был. Лучше, чем Блэк. Лучше, чем кто-либо. Если твой треклятый организм каким-то чудом выдержит все, что ему уготовано — ты переродишься. Ты станешь первопроходцем, который откроет человечеству мир неизведанных возможностей. Клянусь, что ради такого шанса я сам стал бы на твое место, если бы мое сердце было таким же мощным, как твое.
Глянув в восторженные глаза генерала, устремленные на меня, я медленно и отчетливо отчеканил:
— Как жаль, что в тот день я кинулся на твоего выродка, а не на тебя самого. Свернув тебе шею, я бы оказал человечеству услугу.
Какое-то время он молчал. Затем его лицо оскалилось в ухмылке.
— А ты уверен, что способен на это, инвалид?
Не успел я сообразить, что происходит, как генерал расчетливым пинком ноги ударил по ребру моей кушетки. Открыв рот, словно в замедленной съемке, я с изумлением увидел, как кушетка перевернулась, и мое тело начало
— Что такое? — презрительно осведомился генерал, глядя, как я скалю зубы и обливаюсь потом, пытаясь балансировать на руках, чтобы ослабить нагрузку на покалеченную конечность. — Больно?
Поравнявшись с моей ногой, генерал с интересом рассмотрел ее причудливый изгиб, особо внимательно присмотревшись к тому месту, где находится заново собранная врачами коленная чашечка.
— Хм, — изучая мой гипс, произнес он. — Я могу нанести удар так, чтобы от этого убогого подобия коленной чашечки остались одни осколки, а нога переломилась надвое, как гнилая деревяшка.
— Ну давай, не тяни, ублюдок! — закричал я, скрипя зубами, чтобы сдержать крик боли.
Усмехнувшись, Чхон плавным движением достал из-за пояса армейский кинжал и артистичным движением перерезал ремень, на котором держалась моя нога. Наслаждаясь стоном боли, который я издал, когда покалеченная конечность грохнулась на пол, генерал подошел к моим костылям, приставленным к стенке, и взяв один из них, начал с интересом вертеть его меж пальцев.
— Так что ты собираешься сделать — вернуться к прежней жизни? — спросил он у меня, пока я корчился от боли на полу. — Обещаю, этого у тебя не получится. Ты все равно вынужден будешь вернуться к нам — рано или поздно.
— Никогда! — опираясь на руки и пытаясь встать, выкрикнул я.
— Знаешь, Сандерс, — наблюдая за моими стараниями, произнес он. — В моем распоряжении множество рычагов, способных заставить тебя сделать то, что я хочу. Для меня это настолько легко, что даже не представляет особого интереса. Ты сам это знаешь. Но я готов отпустить тебя на все четыре стороны. Я чувствую — твое время еще не пришло. Не хотелось бы попусту истратить такой многообещающий биоматериал, как ты.
Сделав ко мне плавный шаг, генерал резким движением хлестко ударил мне в лицо костылем, заставив откинуться на спину. Затем небрежно бросил костыль мне на грудь.
— Смотри не пожалей, что оставил меня в живых, Чхон, — прошептал я, глядя на него с пола.
— До встречи, триста двадцать четвертый, — молвил он напоследок.
§ 65
Меня нашли на полу санитары, и уже через час усилиями медиков в палате был наведен прежний идеальный порядок. Никто не словом ни упомянул о причинах беспорядка и не стал расспрашивать о них у меня — как этого и стоило ожидать. Ульрика молча подошла ко мне и взяла за руку, напомнив этим теплым касанием обо всем, о чем мы с ней говорили — и этого мне было достаточно.
Неделю спустя на заседании медицинской комиссии единогласным решением я был признан непригодным для дальнейшего выполнения контракта по состоянию физического и психического здоровья.
В тот же день официальным извещением, пришедшим от администрации компании «Грей Айленд Ко», меня сухим бюрократическим языком уведомили о расторжении контракта по инициативе нанимателя. Ухоженная, симпатичная сотрудница, улыбаясь мне с широкого экрана, с максимальной тактичностью и политкорректностью произнесла речь, предназначенную для служащих после расторжения их контракта. За пятнадцать минут она ни разу не запнулась, так что мне начало казаться, что это обыкновенная компьютерная голограмма.