Новый Орлеан
Шрифт:
Разве что за дородными обнаженными натурами и неосторожными политиками, мелькнуло в голове у Мартина.
Книг в кабинете не было: чтением Фейн не увлекался.
Обитель сибарита — что, по мнению Мартина, было для Фейна исключительно точной характеристикой.
Как он и ожидал, Фейн предложил:
— Сыграем, сенатор?
Размахивать кием Мартину совсем не хотелось, но обсуждением у себя в кабинете вопросов политического свойства Фейн занимался только за бильярдом, это был освященный традицией ритуал.
— Можно, — согласился поэтому Мартин.
Фейн установил шары
— Как по-твоему, Мартин, придется попотеть на предварительных выборах?
Мартин положил первый шар в боковую лузу. Подумав, уклончиво произнес:
— Трудно сказать. Джейсон Кларк, конечно, боец и оратор искусный, да и для здешних свой, как раковый пирог.
— Да, он уж такой, наш старина Джейс, тютелька в тютельку, — хохотнул Фейн. — Вообще-то мужик он ничего, но ему бы лучше оставаться в палате представителей. Там ему самое место. В сенате он нам не нужен.
— Мне, во всяком случае, он нам точно не нужен. Ни под каким видом.
— Не боись, дружище. Мы его уделаем, клянусь Богом, уделаем. А тебе добрая драчка на предварительных выборах будет только полезна. Адреналин так и попрет!
«У тебя попрет, хочешь сказать», — подумал про себя Мартин, но вслух вместо этого возразил:
— Победить на предварительных — только полдела. Мне ведь еще осенью придется схватиться на выборах с тем, кого выдвинут республиканцы.
Фейн пренебрежительно отмахнулся:
— Когда это у республиканца был хоть какой-то шанс на избрание в сенат от суверенного штата Луизиана? Ты, главное, не суй член куда не надо, и все будет в порядке!
Четвертый шар Мартин промазал и отошел, уступая место Фейну. Кий свой он поставил в стойку — это тоже было частью ритуала. Фейн всегда уступал первый удар сопернику, дожидался его промаха, а после этого безошибочно заканчивал игру.
Мартин закурил сигару и направился к стойке бара налить себе чего-нибудь выпить.
Было ли язвительное предупреждение Фейна прозрачным намеком на то, чтобы Мартин был поосторожнее с Одри? Или просто соленая мужская шутка за бильярдом?
Видимо, все-таки и то и другое, решил Мартин.
Фейн есть Фейн.
Когда он вернулся к бильярдному столу, Фейну оставалось положить три шара. Мартин наблюдал, как он готовит очередной удар, которым опять положил шар в лузу, казалось бы, без всяких усилий.
— Больше не думал «ад тем, о чем мы говорили в Новый год? — поинтересовался Фейн, не поднимая глаз от зеленого сукна.
— Имеешь в виду, чтобы баллотироваться в президенты?
— Сдается, именно это я и имею в виду.
— Каждый политик думает об этом месте на Пенсильвания-авеню в городе Вашингтоне. Но до выборов еще два года, Рекс.
— Поэтому-то сейчас самое время серьезно над этим задуматься. Для того чтобы все устроить, требуется время, Мартин. Делегатов-выборщиков нужно обхаживать, укрепить свои политические позиции, поездить по стране, повыступать, чтобы тебя все узнали… Да тебе и так все известно.
— Известно. Меня другое тревожит. Жена моя, например: Ракель сыта политикой по горло. Если узнает, что я собираюсь баллотироваться
Фейн выпрямился, взгляд его вдруг стал жестким и колючим.
— Ты позволяешь жене командовать собой, Мартин? Она до сих пор меняет тебе пеленки?
— Конечно, нет! — обиженно воскликнул Мартин. — Но человек должен думать о своей семье.. Это же часть моей жизни.
Фейн несколько секунд сверлил его раздраженным взглядом. Затем вдруг ласково улыбнулся и похлопал Мартина по плечу.
— Не заводись, старина. Как только она начнет хозяйничать в Белом доме, сразу придет в норму.
— Далеко в этом не уверен.
— Фейн его возражение оставил без внимания и быстро положил в лузу оставшиеся два шара. Поставил кии в стойку и принялся стряхивать мел с ладоней.
— Может, пойдем на бал? Полночь скоро, время снимать маски. В них, правда, не больше половины гостей, и кто под ними скрывается, мне известно, только я всегда делаю вид, что жду сюрпризов.
Пока они находились в кабинете, шум набиравшего обороты веселья возрос на несколько децибелов. Фейн провел его в бальный зал, просторное помещение в самом центре дома, которое в обычное время оставалось под замком и открывалось лишь по таким, как сегодня, особым случаям. Под потомком слегка покачивались массивные люстры. В движение их явно привело столпотворение в зале. Они излучали праздничное сияние на головы двухсот или около того гостей, заполнивших эти стены до отказа. Мебели здесь не было. Инструментальный квинтет расположился на возвышении у задней стены, чернокожие музыканты исполняли настоящий новоорлеанский джаз. Все стояли, весело болтая, смеясь, перекликаясь, взвизгивая, поглощая напитки с подносов, которые разносили обливающиеся потом официанты. Перед возвышением оставался свободный пятачок, где танцевали — или, скорее, пытались танцевать — несколько пар.
— Боже милостивый, это еще что за мать твою… — возбужденно прошептал на ухо Мартину Фейн. — Ты только посмотри, а! Ну и наглец же этот сукин сын черномазый!
Мартин обернулся к двери, оглядываться начали и другие гости. В зале воцарилась гробовая тишина.
На пороге стоял негр, высоченный, могучий. Негр без маски. Хотя на губах его блуждала легкая ухмылка, общее выражение лица казалось необыкновенно подобострастным и раболепным. На голове у него красовалась пятнистая от пота шляпа с обрезанными полями, штанины выцветшего комбинезона были вкривь и вкось обкромсаны ниже колен, рубашки на нем не было вовсе. Вокруг лодыжки одной из босых ног обвивалась цепь, к которой было приковано черное ядро.
Мартин призвал на помощь всю силу воли, чтобы не расхохотаться. Ни у одного другого чернокожего в Новом Орлеане не хватило бы нахальства прийти на бал к Фейну в костюме еле волочащего ноги пресловутого дяди Тома! Да к тому же с ядром и цепью!
— Ведь понимал же, что совсем спятить надо, чтобы поддаться на твои уговоры пригласить этого ублюдка курчавого, Мартин, — злобно пробормотал Фейн, сейчас от его южного акцента не осталось и следа.
— Среди чернокожих он — сила, его слушаются, Рекс. А чернокожие нынче получили право голоса.