Новый поход
Шрифт:
– Все это болтовня, пустые бредни завистников. Не слушай их, Приам – так заявил Анхиз.
– Да-а, – протянул Приам – Опасное занятие – охота.
Быть может, один безбожно врал, а другой делал вид, что верит, но, как бы там ни было, с той охоты занемог Анхиз – ноги парализовало, без всякой надежды на выздоровление – в один голос заявили все жрецы и лекари. Потому, естественно, Анхиз теперь участвовать в походе никак не мог.
– Так может быть, Энея попросить? Похоже – это лучший вариант.
– А что – Эней прекрасный воин – не хуже Гектора. Париса он не знает – глядишь, подружатся. Вот только Анхиз отпустит
– Я попрошу – и Анхиз не откажет. – уверен был Приам. – Всегда друг друга мы выручали.
Как и следовало ожидать, Эней откликнулся – приехал – статный, могучий – настоящий воин, красавец, весельчак – любимец публики и женщин. Веселый добрый нрав Энея пришелся по душе троянцам – надежен в деле, легок в общении – он никогда за словом в карман не лез. Эней вникал охотно в детали предстоящего похода – Парису он понравился – Приам наконец-то вздохнул спокойно.
До начала второго похода за сестрой Приама Гесионой оставалось пять дней.
2.Мир тесен или посторонним вход воспрещен.
Морской троянский порт – место весьма оживленное. Если угодно – это своего рода бесконечный лабиринт из складских помещений, лавок менял, кабаков, трактиров, чиновничьих построек, а также причалов, подъездов к ним и навесов. Здесь всегда суета – суета исключительно хозяйственная, потому как ежедневно троянский порт принимает до сотни судов.
Сюда и отсюда везут лес и железо, зерно и ткани, масло и медь, золото, рыбу, слоновую кость, киноварь и нефрит – все товары известного мира так или иначе оказываются в этом порту, что приносит Трое баснословные барыши.
Здесь звучит разная речь – при этом купцы понимают друг друга и быстро находят общий язык – конфликты случаются тут крайне редко – потому как это мешает торговле, а следовательно и процессу обогащения в целом. Троянский порт с распростертыми объятиями встречает всех – кроме, пожалуй, ахейских судов. Однако те довольно редко добираются до побережья Малой Азии – во-первых далеко, во вторых – дорого. Троя, как основной перекупщик дешевых товаров с Пропонтиды, сразу задирает цену втридорога, как только речь заходит об ахейских купцах. Если при этом учесть, что приобретенный товар нужно еще доставить через открытое море – становится понятным – риски увеличиваются многократно. Оттого греческие суда – редкие гости на малоазиатском побережье. Но город вовсе не расстраивается по этому поводу – Трое вполне хватает торговых партнеров – после нашествия троянского чудовища порт расширяли дважды – сначала сам Лаомедонт восстановил портовые постройки, увеличил число причалов, а затем Приам отстроил свыше двадцати новых.
Пять из них – самых удобных, отданы сейчас в полное распоряжение Фереклу под его только что построенные корабли, оснащенные для военного похода. Территория вокруг этих причалов оцеплена – точнее, обнесена невысокой канатной загородкой, чтобы никто не мешался и не шастал возле военных кораблей.
Тому предшествовала целая дискуссия – на предмет ни обнести ли высоким забором прилегающую к строительным верфям Ферекла территорию. Это случилось сразу, как только на выделенное место стали доставлять расходный материал. Посовещаться посовещались – да решили не тратить время на капитальное заграждение. Ограничились канатной загородкой да многочисленными
Приам понадеялся на сознательность граждан – увы, совершенно напрасно. Добротные строительные материалы сваленные прямо на песок у корабельных верфей немедленно вызвали неподдельный всеобщий интерес – на те таблички никто даже не взглянул – что на них написано и для кого. Так и таращат они свои надписи в никуда – Посторонним вход воспрещен – предупреждает каждая табличка особо любопытных, что в общем и целом мало кого смущает, напротив – скорее подогревает интерес к происходящему за канатным ограждением. Развернутое за условным заборчиком строительство привлекает народ разного сорта – и, как не трудно догадаться, все больше желающих прихватить чего-нибудь, что плохо лежит.
Корабельный лес тает на глазах, листовое железо исчезает в неизвестном направлении как собственно и канаты, снасти, парусина и все остальное. По ходу строительных работ вышеописанные безобразия приобретают все больший масштаб и размах – народ тащит под покровом ночи, тащит днем, в обед и вечером. Рано утром тоже тащит – абсолютно никого не стесняясь.
Люди рассуждают примерно так – царь у нас богатый, денег в казне навалом, достроят, никуда не денутся, а нам все сгодится. Вскоре корабельные мастера во главе с Фереклом явились с жалобами во дворец.
– Нет никакой возможности вовремя закончить работы – объяснял Приаму Ферекл.
– В чем дело? – удивлялся царь.
– Воруют, государь. Отвернуться не успеешь – пропадает все.
– Тащат все подряд – инструменты, материал… – разводили руками мастера.
– Сами диву даемся – когда успевают только. Вроде посмотришь – нет никого. А сосны корабельной – пяти мачт не досчитались давеча.
– Железо листов двадцать как сквозь землю провалились. Сам все обыскал – может, разгрузили не туда. – продолжал Ферекл – Как не туда, если я сам лично его принимал. Только бесполезно все.
– Все что плохо лежит – все тащат. – поддержали его корабельных дел мастера – Парусины целую штуку уволокли…
– А пойди их найди – порт большой…
– Нужно было забор прежде ставить. Да повыше. А канатную эту ерунду всяк переступить может. Оттого все беды…
Вполне доходчиво излагали свою позицию мастера.
Тогда по распоряжению Приама к делу подключилась портовая стража – в чьи обязанности теперь входило отгонять особенно любопытных, бестолковых либо прикидывающихся таковыми с огороженной территории. Число краж резко пошло на убыль, мастера теперь работали спокойно, потому решено было этим и ограничиться, тем более, что дело близилось к концу – остались считанные дни до того момента, когда задуманный Приамом поход начнется.
Вскоре полностью подготовленные укомплектованные суда застыли в ожидании команды – под усиленной охраной от всякого рода зевак и любопытных, что, как показала практика, вовсе нелишне – а то, неровен час, не досчитаешься какой-нибудь карты или копья, когда будет уже поздно.
Сам Ферекл вместе с Парисом в который раз утыкаются в чертеж флагманского корабля. Дело происходит прямо на открытом воздухе в паре метров от канатного заграждения. Ветер треплет пергамент в руках Ферекла, пока щедро окольцованные пальцы собеседника в тот пергамент настойчиво тычут, указывая, что собственно он, Парис, хочет.