Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Бордачёв Тимофей

Европейский союз выстраивает конструктивные партнерские отношения с Китаем, не увязывая экономическое сотрудничество с приоритетами «ценностного» ряда. Эти отношения становятся хоть и рискованным, но внешнеполитическим капиталом Европы и могут быть использованы на общее благо.

На ближайшей периферии ЕС относительно успешно продвигает свое видение и дизайн политико-правовых и экономических отношений с соседями. Для реализации такой политики, основанной на огромной привлекательности европейской модели развития, используются инструменты политики соседства и разного рода диалоги. Чисто исторически позиции ЕС относительно сильны в ряде районов Африки, особенно ее северо-западной и центральной частей.

Можно

заметить, что по ряду направлений деятельность Евросоюза на международной арене можно даже считать достаточно эффективной. Вместе с тем Европейский союз не может и вряд ли сможет без России претендовать на полностью самостоятельную роль вследствие крайней слабости силового элемента и неспособности к формулированию единой внешней политики (даже общего ее видения). Поэтому в целом политический вес и влияние ЕС имеют пока тенденцию к сокращению.

Нет у Европы и военных ресурсов, пригодных для того, чтобы защитить Россию от угроз с юга и, теоретически, с востока. В военно-политическом отношении Евросоюз не является самостоятельным участником международных отношений и в ближайшие 10–12 лет не сможет составить альтернативы традиционным или нарождающимся центрам силы. Причина этого – в сохранении вопросов безопасности и обороны на исключительно национальном уровне компетенции. Какая-либо серьезная перспектива возникновения в Европейском союзе систем единого оборонного планирования и единой политики вооружений (т. е. единой оборонной политики) пока не просматривается. В этой связи планы создания общей внешней и оборонной политики (ОВПБ) остаются пока преимущественно на бумаге.

Также необходимо принимать во внимание то, что за исключением двух стран – членов ЕС (Великобритания и Франция) вооруженные силы государств Евросоюза не представляют собой серьезной величины. Военные расходы составляют максимум 2,6 % и 2,4 % ВВП (Франция и Великобритания – 40 % всех оборонных расходов Европы). При этом расходы на оборону в большинстве стран-членов составляют менее 1,5 % ВВП. Расходы Германии, например, составляют всего 24 млрд. евро в год. Для сравнения: военные расходы США – 382 млрд. долларов в год. Аналогично гражданской сфере в области исследований и технологий военные расходы стран Евросоюза на одного бойца составляют в среднем 4 тыс. долл. (США – 28 тыс. долл.), а в части снаряжения – 14 тыс. долл. (США – 44 тыс. долл.).

В условиях, когда значение силового элемента в международной политике растет, Европейский союз не представляет собой самостоятельной единицы. По сути дела, современная Европа обладает вооруженными силами, неспособными вести военные действия за исключением миротворческих операций. Однако даже и здесь она уже вынуждена активно прибегать к помощи со стороны России. Примером этого стало участие российских вертолетов в миротворческой миссии ЕС в Чаде (2008), без которых в сезон дождей европейские подразделения просто не могли бы покинуть свои базы дислокации. Однако и в данном случае сотрудничество осуществляется скорее на традиционных двусторонних основах отношений между Россией и отдельными странами – членами Евросоюза.

Но это не значит, что мы должны относиться к Европе свысока. Функциональный союз с ней способен дать очень много. Во-первых, Европейский союз может внести в общую копилку механизм коллективной защиты интересов на глобальном рынке и политические рычаги для его применения. Часто эти рычаги имеют нетрадиционный для международной политики характер и становятся более успешными по сравнению с классической дипломатией.

Наиболее ярким и часто успешным примером является использование в политических целях экономических отношений с зарубежными партнерами. Политизация экономических отношений Евросоюза берет свое начало в конце 1970-х годов. Она заключается в том, что экономические

инструменты начинают все чаще применяться для продвижения политических целей. Постепенно формируется принцип политической условности. Его суть в том, что экономическая помощь, а также более глубокие экономические отношения предоставляются тем государствам, которые уважают принципы демократии, права человека и верховенство закона.

Евросоюз оправдывает применение этого принципа тем, что он защищает общепризнанные нормы и делает это на многосторонней основе. Однако политическая условность также критикуется как вмешательство во внутренние дела суверенных государств. Кроме того, она ставит под вопрос сами ценности, поскольку они навязываются извне. Внутри Евросоюза спор относительно возможности применения экономических мер для достижения политических целей был решен положительно в определении Европейского суда 1979 года. В будущем Россия и Европа могли бы выстраивать совместную, основанную на европейском опыте систему деликатного воздействия на своих внешних партнеров.

Во-вторых, инвестиционные и технологические возможности европейских компаний по-прежнему являются оптимальными для России. Их предпочтительность, вне зависимости от перспектив эволюции проекта Европейского союза, объясняется набором исторических и религиозных факторов, ставших определяющими при формировании российской цивилизационной идентичности. Более того, именно европейские инвесторы и стоящие за их спиной правительства в наибольшей степени заинтересованы в укреплении социальной стабильности в России. В любом случае именно европейский капитал будет для России наиболее социально ответственным. В том числе и в силу существующих в континентальной Европе традиций отношений бизнеса и государства.

Необходимо учитывать, однако, что придание этим возможностям равновесного по отношению к вполне материальному российскому вкладу характера потребует четких юридических гарантий. Только в том случае, если масштаб европейских инвестиций в России и включенность экономики партнеров в единые производственно-технологические цепочки сделают разрыв отношений губительным для всех, устойчивость стратегического союза будет гарантирована.

И, наконец, в-третьих, Европа может предложить устойчивые, пусть и не всегда совершенные с точки зрения либеральных экономистов системы управления бизнесом, в том числе и энергетическим. Ценность европейского опыта в данной области особенно велика в контексте объективной тенденции увеличения государственного вмешательства в экономику и взаимозависимости между крупным национальным бизнесом и государством.

Пока диалог России и ЕС в сфере энергетики сосредоточен преимущественно на вопросах торговли и только изредка, в порядке большого достижения и на уровне Россия – страна Евросоюза (Германия, Италия, Франция), – обмена правами на разработку или продажу потребителям энергоресурсов. Таким образом, дискуссия не затрагивает важнейшего, по мнению специалистов, аспекта мировой энергетики – проблемы управленческого вакуума в данной области и отсутствия влияния на цены в международном или даже региональном масштабе.

Вместе с тем именно данная проблема – неспособность ни одного из игроков к управлению энергетикой (страны ОПЕК, США и крупные частные компании, страны-производители, Евросоюз и отдельные европейские государства) – имеет своим следствием во многом все большую волатильность ценообразования, что ведет к периодическим лихорадкам на рынке и соответствующим последствиям для потребителей-избирателей. Как результат: энергетика становится наиболее политизированной частью экономики, и степень ее чувствительности к внутриполитическим конъюнктурам пока неуклонно растет. И чем меньше способность государств влиять на цену, тем выше нервозность в отношениях между ними.