Новый век начался с понедельника
Шрифт:
Но каждый раз вопрос упирался тогда в помощь одиноко проживающей бабушке со стороны сына и внуков.
Так что вопрос наследства был решён по необходимости.
У нотариуса Платон ознакомился с завещанием матери, и узнал, что если бы он своевременно оформил себе инвалидность, то тогда бы, независимо от завещания, имел бы право на свою долю наследства, то есть на часть двухкомнатной квартиры в Кузьминках. Но, правда, было непонятно, как бы этой своей долей Платон или его дети смогли бы реально воспользоваться, не поссорившись с сестрой и племянником.
И вообще, всегда и везде в жизни лучше находиться не в положении должника, а в положении кредитора – тогда чувство вины и совесть не замучат, а с жабой жадности и зависти всё-таки, во всяком случае, для меня, проще бороться. Пусть теперь над Василием висит и всегда довлеет над ним хотя бы моральный долг перед своими двоюродными братьями и сестрой – моими детьми! – успокаивал себя Платон.
Постепенно зима
В ожидании лучшей поры, конца годины лихолетья, Платон ударился в воспоминания.
Сейчас, волею судьбы, он работал вблизи своего бывшего детского сада, куда родители возили их с сестрой почти полвека назад.
Он вспомнил, как один раз отец устроил им съёмки в журнал «Огонёк» для передачи через него привета далёкой бабушке.
Проезжая на трамвае от Воронцова поля до Чистых прудов Платон по этому поводу сочинил очередное своё стихотворение:
И снега нет, но на пруду ледок, Хотя прилично он уже подтаял. Просох бульвара дальний уголок. Недавно там большой сугроб растаял. Сухие буро-серые газоны Слегка зазеленели кое-где. Большие тёмные деревья сонно Маячат молча в неба синеве. Уже убрали зимний мусор. Дорожки скоро подметут. И всем знакомым прежним курсом Прохожие гуляют тут. В Москве весенняя погода, И Солнце в небе, в вышине. Люблю я это время года. И детство вспомнилось вдруг мне. Как на трамвае нас возили, На «Аннушке», что по кольцу, И в детский сад нас привозили От Сретенке к его крыльцу. В Тессинском старом переулке, Где Воронцово поле тут, Чуть с горки, к Яузе, в проулке… Здесь дети больше не живут. А мы с сестрой там долго были. Нас в «Огонёк» снимали раз. Детьми хорошими мы слыли. Родители любили нас. Полсотни лет прошло – не мало, Но в памяти они ярки. Родителей уже не стало, И мы уж скоро старики.Весной Платон окончательно завершил отделку своей лоджии, на этот раз чистовую. Красивыми, изящными уголками, плинтусами и раскладками, а также штапиком, он обил стыки и углы, закрыл щели. До этого он вскрыл и зацементировал порог и подоконники, установив на них новые столешницы. Из остатков сделал под боковым окном двух ярусный стол и нишу для сейфа. А над окнами комнаты и кухни рациональный мастер умудрился смастерить опускающиеся выдвижные панели, открывающие дополнительные пространства для хранения чего-либо. Потолок обклеил подобранными в тон стен пенопластовыми панелями под дерево. Получилось здорово!
Постепенно Платон втянулся и в свою новую основную работу.
Как иногда бывает в истории разных людей, всё, или многое, часто «возвращается на круги своя».
Так случилось в этот момент и с Платоном.
Его новое место работы оказалось рядом с его бывшим детским садом, в котором он, после нового вида лечения от скарлатины под парами йода, получил осложнение в виде ревматической атаки на сердце.
После чего в его детских воспоминаниях осталось видение себя утром сидящего на кровати, не в силах встать на ноги и передвигаться.
Запомнил он так же, как на старом «Москвиче» его везли по бульварному кольцу домой на Сретенку, в Печатников переулок,
Теперь он работал в Медицинском центре, где раньше на своём последнем месте работала его тёща, Надежда Васильевна Гаврилова, проживавшая почти рядом в высотке, всего в семи минутах ходьбы по Астаховскому мосту через Яузу.
Тут же, через Устьинский проезд, размещался и Институт Питания РАМН, занимавший одну из трёх вершин образовавшегося треугольника.
В нём также ещё ранее работала тёща, а теперь – старшим научным сотрудником – правда уже вышедшая на пенсию, Варвара, и куда по работе периодически наведывался и сам Платон. Варвара изредка тоже заходила на работу к Платону за биодобавками.
Старшей свояченице и подавно хватало пяти минут, чтобы, перейдя через Яузу, добраться от дома до работы.
Здесь же, на Серебрянической набережной находился и суд, разводивший Платона с его первой официальной женой Элеонорой.
Да и его прежняя квартира в доме 33 по той же Котельнической набережной была всего в каких-нибудь пятнадцати минутах ходьбы от его теперешнего места работы.
Семь минут, разделявшие рабочее место Платона от Родины и отчего дома Ксении, от жилища Варвары и Егора, были неплохим поводом для периодического наведывания к ним в гости супружеской четы Кочет.
Да к тому же, и сама Ксения периодически пользовалась своей поликлиникой РАМН по Воронцову полю, дом 14, в свою очередь, находящуюся в пяти минутах ходьбы от работы Платона.
Надо же, какое странное совпадение! Во всей большой Москве многое, дорогое для меня, сосредоточилось почти в одном небольшом районе вокруг знаменитой высотки на Котельнической! К чему бы это? – поначалу рассуждал Платон.
Ему такое совпадение нравилось.
Он считал его вполне обоснованным и мудро начертанным своей судьбой.
В хорошем расположении духа Платон часто шагал на работу пешком от станции метро «Новокузнецкая» через Большой Устьинский мост, любуясь слева относительно далёким Кремлём, гостиницей «Россия», военно-инженерной академией имени Ф.Э. Дзержинского, а справа – высоткой и маячившим далее по левому берегу Москвы-реки, своим бывшим домом 33.
По весне его путь, справа по ходу, частенько озаряло ласковое утреннее Солнце, создававшее просто праздничное настроение, со временем излившееся стихотворными строчками:
Люблю по утру прогуляться Я до работы от метро. Поможет вдохновенью взяться, И осветить моё чело На небе Солнце золотое. Навстречу светит мне в лицо. Горячее оно, какое, И улыбается оно. Глаза поднявши кверху, к небу, Увидев голубую ширь, В нирвану ты впадаешь, в негу. На веках, словно сотня гирь. От Солнца жмурясь, под лучами, Ты улыбаешься ему, Счастливыми сверкнув очами. И быть, наверно, по сему. Весною утром на работу В апреле солнечном иду. И, проявив о всех заботу, Об этом я стихи пишу. Весны пьянящий воздух нежный, Её свежайший аромат, Как света океан безбрежный, Куда не бросишь острый взгляд. Сверкают золотом от Солнца Церквей московских купола. Лучи от них летят в оконца, Открытые уже с утра. Москва от дрёмы просыпалась, И, что ты там не говори, Своей красою любовалась. Готов я заключить пари. Вот так стоишь на перекрёстке, Любуясь Солнцем и весной. Куда ни глянешь, в яркой блёстке Москвы наряды, дорогой. Её красой всегда любуюсь. Особенно когда весна. И больше ей интересуюсь. И мне Москва всегда красна.