Новый выбор оружия

Левицкий Андрей Юрьевич

Возле торцевой стены стоял длинный металлический стол. За последним автоклавом была дверь, напротив нее — большое устройство, напоминающее древние компьютеры, металлический шкаф с тускло мигающими датчиками и кнопками.

— Гудит, — сказал Пригоршня, несильно топая.

Только теперь я осознал, что все это время из-под пола доносилось приглушенное гудение, будто от трансформатора, и здесь, возле машины, оно стало куда громче, казалось даже, что пол чуть дрожит.

— Эта штука работает до сих пор, — добавил напарник, стукнув прикладом по стенке электронного шкафа. — А вон шланги…

Из боковой панели машины

выходили не то кабели, не то шланги, покрытые плоскими железными кольцами, — провисая, они тянулись к стенке ближайшего автоклава, который был соединен со следующим, подсоединенным, в свою очередь, к тому, что стоял еще дальше… Все емкости в помещении были включены в общую систему, и управляла ею эта машина.

— Нагляделись? — спросил Злой. — Пошли, а то вообще хрен отсюда выберемся!

Он шагнул к двери, и тут она распахнулась, сильно ударив его по груди и голове. Злой отшатнулся и, крякнув, свалился между раскрывшейся дверью и стеной — а в проеме возник Медведь.

* * *

Это был коренастый, широкоплечий мужик с бычьей шеей и мощной выпуклой грудью. Он почему-то всегда напоминал мне дуб — невысокий, кряжистый, с могучими толстыми сучьями. С головы свешивались космы нечесаных темных волос. Выцветший комбез горчичного цвета, под ним шерстяная рубаха. Штанины закатаны до лодыжек, рукава — до локтей; на ногах высокие ботинки, руки волосатые, как и грудь под расстегнутым воротом.

В руках «эфэн».

На лице, заросшем густой щетиной, посверкивали глаза: темные и слегка безумные. Медведь всегда был немного психом. Одержимый, что тут скажешь.

Кажется, он не ожидал увидеть нас здесь, но увидев — не растерялся. Когда Злой свалился за дверью, прижатый ею к стене, взгляд Медведя метнулся из стороны в сторону, и сталкер оскалился, показав крупные белые зубы. Ствол «эфэна» поднялся, уставился мне в лицо — я стоял ближе всех к двери.

Ствол этот стал вдруг очень большим, расширился, как черная дыра, в которую ты стремительно падаешь, закрыл все поле зрения…

— Косматый, я тебя видел, ты в кабине сидел, привет, Косматый, зачем к нам пришел, хочешь увидеть Хозяев Зоны, так они с нами, здесь!

Передо мной возник человеческий силуэт, и черная дыра стремительно уменьшилась, вновь стала обычным стволом — из которого вырвались пули.

Стоящий сбоку под стеной Шрам опустился на одно колено, вскидывая автомат, я и Никита одновременно бросились на Медведя, а он пнул Звонаря, и тот врезался в нас — упали все трое.

Шрам выстрелил, Медведь отпрянул, пули ударили в дверь, которая качнулась навстречу, так как ругающийся Злой как раз попытался встать и выбраться из-за нее.

Продолжая стрелять, Медведь спиной вывалился в дверной проем, после чего «эфэн» смолк. Через мгновение сталкер пропал из виду, отпрыгнув куда-то в сторону. Сзади пронзительно запищал сигнал тревоги, на пол перед нами легли красные отблески. Шрам, так и не попавший в Медведя, прекратил стрелять. Я услышал приглушенный возглас на английском, голоса, топот…

— Мочи их! — истошно вопил Злой, пытаясь выбраться из-за двери.

Мы с Никитой поднялись на ноги, а Звонарь остался лежать неподвижно — одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он мертв. Напарник прыгнул к железному столу, с натугой

приподняв его, перевернул и бросил на бок так, чтобы перекрыть дверной проем, за которым виднелось что-то странное: земля, кусты, даже дерево… Нет, не открытое пространство — сверху был покатый потолок-купол. За небольшим пригорком посередине зала возникли три головы: капитана Пирсняка, Уильяма Блейка и незнакомого солдата. Все трое открыли огонь, и мы с Пригоршней рухнули за стол. Сирена неистовствовала, красный свет метался по стенам и потолку. Я наконец оглянулся: машину, управляющую автоклавами, прочертил ряд дыр. Передняя панель проломилась и упала, повиснув на одном шурупе, провода за ней превратились в лохмотья, возле них быстро вращалась, шипя, прозрачная бобина, беспрерывно стуча оторванным концом коричневой магнитной ленты, и рядом другая бобина медленно крутилась в обратном направлении.

Сирена внезапно смолкла, и громкое бульканье наполнило помещение. Одновременно все шланги, соединяющие автоклавы, напряглись, приподнялись, затем провисли вновь: зеленая жидкость покидала емкости. Доносящееся из-под пола гудение стало громче и ниже, в него вплелась мелкая вибрация.

В проеме возник солдат, ствол пистолета в его руке уставился на нас с Никитой, и тут же Злой выстрелил сквозь щель между дверью и стеной. Солдат опрокинулся на спину; как только он перестал закрывать обзор, Пригоршня, а потом и я открыли огонь. Мои пули пошли слишком высоко, Никитины же пробороздили земляной склон, поднимаясь к трем торчащим над вершиной головам. Те исчезли, а сбоку от пригорка, за кустами, на мгновение возник Медведь, взмахнул рукой и тут же пропал.

— Граната! — Напарник отпрыгнул вбок, я последовал его примеру.

Упав под столом, она взорвалась. Тяжелую столешницу со скрежетом сдвинуло, ножки ударились в машину. Из глубины зала донеслось несколько выстрелов, а потом ненадолго наступила тишина, и в ней прозвучал голос Ильи Львовича, который все это время прятался в узком закутке между машиной и стеной:

— Они оживают!

Высунувшись из укрытия, он показывал на ближайшую емкость, в которой тело пса с пулеметом на спине покачивалось, лапы дергались, голова подрагивала…

Я перебрался за стол, в узкое пространство между столешницей и машиной. Светящаяся жидкость исчезла из автоклавов, стекла куда-то под пол, в помещении стало темнее. Шрам, перед взрывом успевший отскочить, на коленях двигался вдоль стены, приближаясь к двери; Пригоршня следовал за ним. Сейчас я был единственным, кто хорошо видел соседнее помещение, да еще Злой выглядывал в щель, сквозь которую пристрелил солдата.

— Я таки советую всем побыстрее очистить от себя эту комнату… — произнес Илья Львович почти будничным голосом.

Его слова заглушил громкий стук, с которым покатые колпаки всех автоклавов резко поднялись.

И одновременно сразу трое солдат бросились к дверному проему из глубины зала, перепрыгивая через кусты и рытвины. Я дал одиночный выстрел — один упал.

В этот момент пес с оружием на спине выбрался из автоклава.

Он тут же свалился на бок, попытался встать, судорожно поджимая лапы, заскользил… Конечности разъехались, зверь ударился грудью о пол, поднялся, боком засеменил от своей бывшей тюрьмы, скалясь, но не рыча, фыркая и чихая сквозь решетку шлема, будто кот, который только что выбрался из воды.