Ной. Всемирный потоп
Шрифт:
Завтрак, как обычно, начался без Хама. Ной прочел благословение над пищей – финиками, сочными стеблями травы кулев и лепешками, все сели и начали есть. Ели скоро, но не жадно, непременно оставляя последний плод или последний кусок лепешки на столе. Не брать последнего, а предложить его другому – проявление вежливости. Когда все расходились, оставшееся съедала Эмзара, притворно ворча при этом: «Столько мужчин, и ни у одного не нашлось сил доесть подчистую». Иногда последнее доедал Хам, если успевал к окончанию завтрака. Очень часто не успевал и тогда голодал до обеда, во время которого ел за двоих. «Братец Хам, что верблюд, – шутил Сим, когда был в хорошем расположении духа. – Поест один раз,
Хам появился в середине завтрака. Поприветствовал всех и сел на свое место, по левую руку от Сима. Выглядел он выспавшимся и свежим. По мокрым волосам сына Ной догадался о том, что тот обливался водой у колодца. Хам любил поливать себя холодной водой, а вот Иафет даже лицо умывал только теплой, предварительно нагревшейся на солнце, говоря, что от холодной воды у него сводит скулы.
Отец наблюдал за сыном, пытаясь понять, о чем он думает.
Сын наблюдал за отцом, пытаясь понять, о чем он думает.
Когда их взгляды встречались, на губах у обоих появлялась улыбка.
«Человек, который так улыбается, не способен на убийство», – убеждал себя Ной.
«Отец смягчился, – радовался втайне Хам, – ему больше нет дела до Ирада и Хоар».
«Оба насторожены, – с горечью отметила наблюдавшая за ними Эмзара. – Нехорошо…»
Выходя утром из дома, Ной имел обыкновение смотреть на солнце, словно приветствуя его. Никаких приветствий он не произносил, но взглянуть на солнце и тут же зажмурить глаза – стало чем-то вроде ритуала. Сегодня солнце светило не так ярко, как обычно, словно было затянуто какой-то полупрозрачной пеленой. «Странное облако, – подумал Ной. – К добру ли?».
Сердце участило свое биение. Ною стало тревожно.
«Не о чем беспокоиться мне, когда Господь мой со мной», – сказал про себя он и поспешил к Ковчегу, не желая задерживать ни себя, ни остальных. Если шли куда-то вместе, то никто: ни сыновья, ни невестки, ни Эмзара – не обгоняли Ноя, демонстрируя тем самым свое уважение к нему и подчеркивая его первенство. Сам Ной никогда не требовал и не ожидал от домочадцев такого, то был их почин.
Работа нынче спорилась на удивление легко. Она вообще с каждым днем становилась легче. Силам положено убывать, если работать изо дня в день от рассвета до заката, и даже сверх того и работать усердно, не покладая рук своих. Но сил у всех строителей Ковчега прибавлялось с каждым днем. Вдобавок навыки, оттачиваясь, достигали совершенства, и работники, работая бок о бок, приноровлялись друг к другу. Достаточно было одному поднять руку, и другой уже спешил к нему с доской. Если кто поворачивал голову, оглядываясь на остальных, то тут же получал требуемую помощь. Если в самом начале строительства Ковчега на лугу было шумно от голосов, то теперь слова почти не произносились, шумели только инструменты – стучали топоры, визжали пилы, да шелестели рубанки. Иафет, которому надоело то и дело точить инструмент (по традиции заточкой ведают младшие), придумал невиданное. Проделал в центре круглого и плоского точильного камня отверстие, просунул туда гладко оструганную круглую палку, установил палку концами на две рогатины, соединенные перекладинами, а внизу установил еще одну такую же палку с деревянным колесом на ней и поперечной досочкой посередине. От колеса к утолщению на верхней палке шел туго натянутый кожаный ремешок. Сим, увидев такое диво, спрашивал о назначении его, но Иафет только качал головой, давая понять, что откроет все в положенное время. Вечером, закончив работу, он разложил справа от дива топоры, ножи и рубанки со стамесками, пододвинул чурбан, уселся на него, взял в руки топор, поставил правую ногу на дощечку и начал качать ее. Колесо завертелось, вращение передалось наверх…
– Научи и меня, Иафет, как пользоваться этой штукой!
– Что-то раньше ты не интересовался заточкой, – заметил Иафет, но пообещал, что завтра Сим будет точить затупившийся инструмент под его присмотром.
Ной дивился великому уму младшего сына и думал про себя: «Вот было бы в Хаме наполовину от Сима и наполовину от Иафета». Но что толку так думать, когда в Хаме было наполовину от отца и наполовину от матери.
Незадолго до полудня (Шева уже ушла домой, чтобы помочь Эмзаре принести обед) со стороны большой дороги послышался шум.
– Музыка? – удивился Иафет, обладавший тонким слухом. – Кому это понадобилось в полдень играть на свирели? Или сегодня торжество?
– Никакого торжества сегодня нет, – ответил Хам, по-собачьи поводя носом. – Но пахнет жареным мясом.
Остроглазый Сим выбрал дерево повыше и покрепче, отер ладони об рубаху и проворно, словно кошка, залез на него.
– Вижу толпу, – начал рассказывать он, – много всадников, огромную повозку. Не иначе как…
– Правитель Явал? – не поверил Ной.
– Он самый, – подтвердил Сим и, понизив голос, добавил. – Провалиться бы ему трижды!
– Достаточно и одного раза, – отозвалась рассудительная Сана.
«Этот приезд неспроста, – подумал Ной. – С какой стати? Какая нужда Явалу приезжать сюда? Неужели хочет посмотреть на ковчег?»
Удивляясь, возобновили работу. Прошло немного времени (Эмзара и Шева еще не принесли обед), как прибежал запыхавшийся стражник Хегам.
– Оденьтесь в нарядное и готовьтесь встретить правителя нашего… Ик! Да живет и правит он вечно!.. Ик!
Сана подала Хегаму воды. Он выпил, перестал икать, поблагодарил и убежал обратно. Хегам так торопился, что не только не стал глазеть на Ковчег, но и не стал клянчить подарка за «хорошую» весть, что было совершенно не в его обычае.
Ной переглянулся с сыновьями и сказал:
– Продолжим работу, пока нам никто не мешает. Переодеваться в праздничные одежды никто не стал.
Принесенный обед – куриное мясо, разваренное с пшеницей, – съели быстро и хотели вернуться к своим делам, но тут прискакал на коне староста Сех в сопровождении двух всадников из свиты Я вала. Судя по трезубцам, которые они держали, всадники были сотниками, а не простыми воинами. И без того спесивый Сех от такого почетного сопровождения раздулся настолько, что, казалось, вот-вот готовился лопнуть.
– Эй, вы! – заорал Сех, не слезая с коня, что было намеренным оскорблением Ною – вот, даже спешиваться ради тебя не стану. – Вас что, не предупредили о прибытии правителя нашего Явала, да живет и правит он вечно?!
– Предупредили, – коротко и негромко ответил Ной, не приветствуя грубияна и его «свиту».
– Тогда почему вы не одеты подобающим образом?! – Сех поднял коня на дыбы, показывая, насколько он разгневан. – И где ковры, на которых будут стоять высокие гости?!
– Нагота наша прикрыта и одеяния наши опрятны – чего же боле? – вопросом на вопрос ответил Ной.
Правителю нельзя было задавать вопросов, и все слуги его распространяли этот обычай на себя. Сех покраснел, но спесивость его уменьшилась и величие потускнело.