Ножи Императора
Шрифт:
– Твой другой клиент? Ты сказал мне, что отказался от сенатора Сигилиса, поскольку ходят слухи, что он неминуемо вскоре будет арестован за заговор против трона.
Эксцингус позволил тени улыбки скользнуть по его лицу, этого было достаточно, чтобы получить небольшое преимущество, не выглядя при этом так, будто он иронизирует над словами сенатора.
– Действительно, вы правы, так оно и есть. Но у информатора очень редко бывает один клиент, особенно у такого занятого человека, как я.
– Альбинус весело фыркнул, и собравшиеся вокруг них мужчины ухмыльнулись раздраженной реакции Эксцингуса.
–
– И если обреченный Сигилис - один из них, то кто другой ...?
Информатор не смог удержаться от собственной ухмылки, с трудом сдерживая желание покачать головой в ответ на заинтересованность сенатора.
– Я не имею права разглашать имя, но я уверен, что вы услышите о нем в свое время, сенатор.
Альбинус пожал плечами.
– Мне все равно, на кого еще ты работаешь, информатор, до тех пор, пока сведения, которые я у тебя покупаю, оказываются более точными, чем те, которыми меня снабжали до сих пор.
Марк вышел из сполярия впереди четырех мужчин, несущих тело Фламмы, а Скавр замыкал шествие с людьми Котты. Тело павшего гладиатора было отмыт от крови, раны, покрывавших его ноги и туловище, туго перевязано, чтобы предотвратить дальнейшее вытекание крови, а в рот ему была вложена золотая монета, чтобы оплатить переправу через реку Стикс. Затем, как только мертвеца облачили в доспехи, в которых он участвовал в своей последней битве, тунгрийцы плотно завернули его в толстый льняной саван, и Дубн, Арминий, Котта и Лугос взвалили его на плечи, приготовившись к последнему путешествию. У входа в здание стражники расступились, чтобы освободить место импровизированной похоронной процессии, но путь Марку преградили полдюжины мужчин во главе с Саннитусом.
– Мы пришли, чтобы обеспечить Фламме почетные похороны. Ланиста взглянул на Марка и людей позади него с гримасой отвращения.
– И вместо этого я обнаруживаю, что человек, убивший одного из лучших бойцов, которых когда-либо видела Дакийская школа, уносит нашего собрата. Во что, по-твоему, ты играешь, Корв?
Марк шагнул вперед и встал лицом к лицу с ланистой, его лицо посуровело.
– Ты же слышал, что я сказал Мортиферуму прошлой ночью.
– Да, слышал. Ты ошибочно поверил, что он причастен к убийству твоей семьи. Какое это имеет отношение к Фламме?
– Фламма был человеком, который научил меня драться. То, что вы видели, как я сражался на Арене, было в значительной степени результатом его тренировок, и в процессе обучения меня этим навыкам он стал мне так же близок, как и мой собственный отец. В некотором смысле даже ближе.
– Он наклонился, его пристальный взгляд остановился на глазах ланисты.
– Вы можете присоединиться к нашей похоронной процессии, отдающей должное его славе, но если вы встанете на моем пути, я все равно пробью себе путь сквозь вас.
Саннитус мгновение пристально смотрел на него, затем кивнул.
– Я верю твоим словам. Это даже хорошо, что мы вместе похороним нашего друга.
– Гладиаторы выстроились вокруг мужчин, несущих труп, в то время как Саннитус задумчиво
– Похоже, что наши жизни были не единственными, к которым имел отношение Фламма. Так где ты думаешь его упокоить
– В тихом саду недалеко от вершины Авентинского Холма любой представитель Дакийской школы может беспрепятственно посещать его могилу до тех пор, пока дом будет принадлежать моей жене.
Саннитус кивнул, достал из-за пояса свернутую тунику, развернул ее и накинул на голову, скрыв лицо в тени.
– Звучит идеально. По правде говоря, я плохо представлял, где можно его захоронить. Все, о чем я подумал, - это избежать того, чтобы его бросили в безымянную могилу вместе с телами других гладиаторов после сегодняшних боев. Сегодня я помолюсь Немезиде за упокой души Фламмы.
Они направились на юг, мимо Большого Цирка, и начали подъем по пологому склону холма в скорбной тишине. Когда они приблизились к таверне на гребне холма, перед ними возникла знакомая фигура, лицо Альбинуса покраснело от воздействия послеполуденного солнца и вина, которое он явно выпил. Эксцингус остался на своем месте напротив того, которое освободил сенатор, его веселая улыбка медленно исчезла, когда он оглядел суровых и мускулистых мужчин, сопровождавших тунгрийцев.
– Это становится немного рутинным, не так ли, Децимус?
– Скавр прошел мимо несущих труп с недоброй ухмылкой, покачав головой при виде гнева на лице своего бывшего легата. - Вы уверены, что хотите задержать эту торжественную похоронную процессию?
Альбинус утвердительно качнул головой.
– Ты попался, Рутилий Скавр! На этот раз не будет никаких сюрпризов и никакого неожиданного спасения. На этот раз ты будешь лежать лицом вниз, захлебываясь собственной кровью, рядом со своим ручным центурионом и этой гадюкой Коттой. Сегодня вечером, молодой человек, я открою кувшин моего самого лучшего вина и отпраздную удаление трех особенно острых шипов из моей плоти.
Он щелкнул пальцами, и дюжина мускулистых мужчин, которые до этого стояли у стен вокруг них, выпрямились и окружили несших труп. Скавр оценивающе огляделся по сторонам, кивнув Альбинусу.
– Вы настойчивый человек, Децим, я отдаю вам должное. Тонкокожий, немного лишенный навыков реального восприятия, вспыльчивый, продажный приспособленец и тугодум, но, безусловно, настойчивый. И вы уверены, что эти люди сделают то, что вы им скажете?
Альбинус ухмыльнулся ему в ответ в предвкушении долгожданной мести за унижения, которым его подвергал тунгрийский трибун.
– О, я более чем уверен. В конце концов, они бывшие гладиаторы. Они пойдут на все ради денег.
– Что еще скажете?
Сенатор с важным видом шагнул вперед, ткнув пальцем в грудь Скавра.
– Что угодно! Их профессия устранила любые угрызения совести, которые у них могли бы быть, и любой статус, которым они когда-то обладали, и теперь все, что у них осталось, - это погоня за деньгами. Деньгами, которыми я одарю их в таком количестве, что им больше никогда не придется сражаться на Арене. На этот раз, Рутилий Скавр, ты у меня в руках...