Ну и что, что тролль

Кузиманза Д. Д.

– Ты поразил меня, победив эту гору мяса! Он ведь был подлым и применял всякие нечестные штучки. Еще и накачался чудинами. А тебе прямая дорога в герои! – Болтливое создание вытащило из кармана вышитый платок, сняло шляпу и промокнуло белый лоб и румяные девичьи щеки. – Меня зовут Виенна, а ты, как мне сказали, зовешься Айвен. Вот мой знак, – важно показала небольшой пергамент с печатью.

Айвен скосил глаза в сторону и увидел кивок Маркуса, тот выразительно тыкал себя в грудь и указывал на Мартину. Голова еще гудела, но инстинкт самосохранения заставил Айвена указать в сторону приятелей и даже что-то сочинить:

– Там… вот… это мои конюший и… э-э-э… кормилица.

Что такое конюший, Айвен тоже не соображал, вскочило в голову первое попавшееся слово, но здесь всюду кони, наверно, что-то связанное с конями. Виенна вытерла потное лицо, прищурила голубые глаза (странное, но очаровательное сочетание с каштановыми кудрями) и продолжала:

– Ты как будто

не совсем веришь? А печати? А барон? Ты же знаешь барона?

Можно было поискать глазами Маркуса и Мартину, только Виенна не сводила с Айвена глаз, поэтому он убедительно заявил:

– А как же!

– Тогда вперед!

– А мои кормилица и конюший?

– Я гонец, я не вербую, а привожу к барону тех, кого он хочет, и не собираю всякий мусор с улицы. Вперед!

Айвен не слишком ловко, но выпрыгнул из носилок:

– Раз так, то прощай, красавица!

Загорелый человек в фиолетовом обернулся и подмигнул ему: похоже, он не слишком симпатизировал самоуверенной девице в пурпуре. Но прежде чем покрасневшая от возмущения Виенна успела что-то сказать, вокруг поднялся невероятный шум. Кто-то начал трубить тревогу, кто-то кричал: "Бунтовщики! Спасайтесь!" Вокруг вдруг началась паника, и нетерпеливые зрители превратились в беспомощных беглецов.

Судя по тому, что ворвавшиеся на площадь агрессоры скручивали и оглушали молодых мужчин, это было что-то вроде вербовки, о которой говорила Виенна. Вокруг визжали, умоляли и проклинали. Айвена стукнули по голове, он простонал: "Чтоб вас… опять?", снова свалился на раскаленный песок и успел только заметить, что Маркус и Мартина отчаянно сражаются с превосходящими силами каких-то растрепанных и оборванных парней. Потом свет в его глазах помутился, и он опять потерял сознание…

А очнулся на какой-то кровати с ужасной головной болью и тошнотой. Начал было озираться, но сразу же стиснул виски ладонями: "Ой, ну и болит". Потом все-таки рассмотрел несколько кроватей, а вернее, нар. С потолка текло. Что это: казарма? тюрьма? больница?

Однако постепенно Айвен вспомнил все, что предшествовало его появлению на арене и победе над громилой.

После недолгой растерянности, вызванной появлением Маркуса и Ронни "У Беззащитной Сиротки", они обсудили поход к башне, оставили в гостинице (в "тылу", как пошутил Иво) Мартина, леди Элизабет и шмеля Полосатого в качестве возможного курьера, а потом… что было потом?

Отбили всю память. Скрипнула дверь, и в комнату вошла странная мокрая личность в мантии и капюшоне. Предполагая, что это один из товарищей по несчастью, Айвен уже открыл было рот для приветствия, но… Быстрым движением мантия оказалась сброшенной, и Айвен вздрогнул: у личности было лицо, но его покрывала черная блестящая шерсть, а под маленьким круглым носом торчали длинные, щетинистые, серые усы. Зато с лица – совершенно невероятно! – смотрели человеческие глаза, голубые и чуть насмешливые.

– Не бойся, – сказало существо, когда Айвен пришел в себя, шумно выдохнул и растерянно кашлянул. – Я был таким же, как ты. Но барон коварно меня обманул. И не только меня. Это ужасный человек, который использует свою ужасную власть, чтобы исполнять свои ужасные желания. Я и мои друзья, пострадавшие от барона, составили заговор. И продолжаем привлекать к нему сторонников, как тебя, например.

– Очень странный способ привлечения, – вздохнул Айвен, сердито глядя на собеседника. – Вы думаете, стукнув кого-то по голове, можно вызвать его особую симпатию?

– Верим, – пылко перебил его заговорщик, – что если бросим яркий свет на делишки барона, то все порядочные люди к нам присоединятся. Разве не знаешь, что почти каждый день проливается невинная кровь? Барон рубит головы всем подряд. Убил свою мать, якобы потому, что она плохо влияла на него. А знаешь, как объяснили ее смерть? Неудачным падением из окна из-за неожиданно приключившегося головокружения. У него было семь детей, недавно уже четвертый баронет исчез при таинственных обстоятельствах. Фатум, якобы, рок. Негодяй! Он не достоин даже жить, а тем более править! Присоединяйся к нам! Ты ведь неплохой боец, я видел поединок, ты неплохо держался.

– Я-а-а?!

– Ты выделывал такие штуки, что все решили, что ты владеещь чарами. Обычный человек не может так драться!

Айвен решил скромно промолчать. В той части драки, которую он помнил, его тело, руки, ноги действовали странным образом сами по себе, без участия соображения. Но, может быть, у магов так всегда?

– И вот я решил, что ты-то нам и нужен, – разглагольствовал между тем заговорщик. – Но тут баронская вербовщица чуть не перебежала мне дорогу. Пришлось устроить небольшую отвлекающую заварушку. Виенна тоже в долгу не осталась.

– Так-так, вы отвлекали друг друга, а таких, как я, лупили по головам.

– Неужели ты не простишь эту мелочь? Нам так нужны честные люди! Эх, что там плюгавый

барон! Я знаю таких людей… таких! Вот, возьми пива промочить горло и слушай!

* * * Знаю, что такое страх. Знаю это чувство, когда сжимается вокруг головы тесное пространство и угнетает все мысли. Знаю, что такое трясина ночи, в которую проваливаешься, забывая о безопасности, а песенка тревоги сплетается с предчувствием беззащитности. Почувствовал и перечувствовал все это в далеких и диких Слепых горах, а ходил там, затем чтобы отдохнуть и поговорить со стройными соснами и хмурыми буками. Такой тогда был романтик шестнадцати лет. Так вот, маленькая деревня, скорее даже, лесной хутор. Несколько деревянных домов. От них тропа ведет через пустоши к небольшому купеческому тракту, а вторая, можно сказать, дорога идет куда-то лесом, то и дело пересекая ручьи. Жили там люди могучие и грубые, как места, в которых пришлось им жить. Улыбающиеся лица – и тяжелая работа. Не знали фальши и зависти, в их ежедневности такие ценности себя не оправдывали. А женщины! Прекрасные в работе, любви и заботах о своем многочисленном потомстве. Всегда готовые на самоотречение и борьбу со стихиями. Да-а, такие вот люди там были. Чуткие и мягкие. Жесткие и жестокие. И была какая-то вечная безмолвная тайна в жестах этих людей. Переглядывание, иногда быстрый шепот, и лица каменеют, и замолкают даже малые дети. А иногда трагедия и кровь явные. Как-то Лука пошел в лес за мясом, как они говорят. За оленем, то есть. Пошел и не вернулся на своих ногах. Приволокли его на сворке обезумевшие псы – под самый дом. Отстрелил себе ногу. Случайно, а может быть и не случайно? Может быть, кто-то из-за дерева, да прямо в колено, которое разлетелось вдребезги? Того никто не знает и никогда не узнает! Точно! Ну, и в одну темную и густую, как смола, ночь пришлось мне идти той дорогой, той – лесной. Нет, не скажу, зачем. Я там был из-за тайны моих друзей. Взялся нести кое-что через лес к другим таким же секретникам… э-э, замолчу об этом, а то, слово за слово – и расскажу, а тайна не моя! "Никому!" Это была просьба и, одновременно, угроза, которые чту до сих пор. Конец и точка, и баста! Так вот, шел я, городской житель, а точнее брел почти наощупь той ночью. Темнота вокруг и темень в душе. Так рождается настоящий страх. Когда последние огоньки хутора исчезли за деревьями, то превратился я в беззащитного и слепого жука. Для подкрепления духа были у меня только фляга "чистой слезы" и толстая палка. Выпить и упасть на мох? А миссия моя? Побрел я, как слепец размахивая перед собой палкой. Эх, какого труса я праздновал?! Когда-то пережил пляшущий над головой топор в руках пьяного безумца. Так вот ночной страх был не ровня тому. В лесной тьме какие только бестии и чудища не шли по моим следам?! Каждый шорох был изголодавшимся волком. Каждый треск – банда бешенных медведей. Вижу темноту или ничего не вижу. Все происходит в другом измерении и времени. Не знаю, что было минуту назад и что будет через минуту. Все исчезает и расплывается. Есть только темнота, усиленная предчувствием какой-то приближающейся чужой силы. Вдруг над головой острый, словно разбитое стекло, птичий крик. Острее, чем осколки под босой ногой. Действительность съежилась до размеров моей спины. Второй крик проплыл у меня над головой и замер где-то в чаще. Кажется я на миг потерял сознание. Когда очнулся, то тело мое послушно шагало по дороге, а крик то и дело повторялся, пока я не понял, что кричу сам. Со стыдом сжал зубы, и тут на фоне тьмы появилась маленькая искорка. Светлячок? Маленькая гнилушка? О нет! Что-то или кто-то, как и я, пересекало лес, в такт колыханиям огонька слышался треск хвороста и веток. Зверь, человек, дух? Я не мог решить, что лучше, но остановился и стал ждать. Бежать, скажете? Куда, кроме дороги вперед или назад? Наконец по шуму шагов стал я догадываться, что это человек. Ну, что же, приготовился к атаке, потому что неизвестный хотя бы освещал себя, отступление же потерялось бы в лесу. Человек прошел еще два десятка шагов и осветил меня. Послышался смех, незнакомец дружелюбно смеялся.

– Эй! – сказал он мне. – Чего орешь?

Я обалдел. Странный вопрос и весь абсурд ситуации потушили все мои чувства. И страх вместе с ними. Даже жалко стало, что уже не дрожу и не трясусь. Пропала острота ощущений и романтика.

– Кашель, – попытался выбраться я из неловкости. – Кашель сильный замучил!

– Кашель? А папироски не найдется?

Я кивнул и достал пачку сигарет. Незнакомец подошел, положил фонарь на землю. Мох и опавшие листья и хвоя заблестели, как подсвеченный ковер. Теперь я рассмотрел собеседника: лицо в оспинках, одного уха не хватает, на щеках глубокие складки или рубцы.