Ну, по 150!

Рискин Андрей

Здесь необходимо небольшое отступление. Всем на флоте известно, что чистый спирт желательно разбавлять водой. По годами отработанной технологии сначала в стакан по «марьин поясок» наливается спирт. (Тогда в моде были такие стаканчики, под конус, с пояском у донышка – мы этот поясок «марьиным» и называли.) Потом добавляется вода – по вкусу и силе духа выпивающего. Затем стакан накрывается ладонью, чтобы в ходе реакции напиток не потеплел.

И получается следующая картина.

– В воинской части (следует номер) мичман (следует фамилия) нажрался до скотского

состояния, вышел на палубу и стал учить личный состав… Это полное безобразие! С пьянством пора кончать!

Адмирал Шабликов берет графин и добавляет в стакан еще воды. После чего автоматически накрывает его ладонью.

В зале сначала повисла предгромовая тишина. Через мгновение – гомерический хохот.

Часть 2

Февраль – месяц короткий, но весьма праздничный

3 февраля

Международный день борьбы с ненормативной лексикой

Что сказать… Борьба есть, а результата нет. Ну, понятно, на флоте матом не ругаются, на флоте матом разговаривают. Чтобы ускорить восприятие и выполнение команд. А иначе моряк понять ничего не сможет.

Между прочим, когда мы покидали чисто мужской коллектив боевого корабля и сходили на берег, в присутствии гражданских лиц не выражались, тем более при дамах. Увы, нынче и от дам такое порой услышишь…

Что касается флота, то вспоминаются слова вице-адмирала Геннадия Антоновича Радзевского (Северный флот): «Честное слово, мне иногда стыдно становится, когда я слышу речи некоторых особо ретивых командиров кораблей, дорвавшихся до «пипки» микрофона пятикиловаттной трансляции на верхней палубе. У них что ни слово, то гнусная матерщина. Ну прямо как дети малые».

И еще о борьбе с ненормативной лексикой.

В те годы (да и позже) политработников не очень-то на флоте любили. А вот моего отца уважали.

Помнится, пришел я к нему в кабинет в бригаде (было мне лет четырнадцать). Сижу, жду чего-то.

Заходит офицер:

– Борис Михайлович! У нас тут что-то типа идеологической диверсии.

Отец:

– Конкретнее!

Офицер:

– На плакате с изображением Владимира Ильича Ленина неприличное слово написали.

Отец:

– Какое?

Офицер косится на меня, мол, при пацане…

Отец:

– Что ты на него смотришь? Он переживет. Какое слово?

Офицер называет известное слово из трех букв.

Отец строго:

– И что ты ко мне

с этим приперся? Какая еще на хрен диверсия? Возьми банку с краской, кисточку и замажь это слово!

6 февраля

День российской науки

Начальники чем отличаются от подчиненных? А тем, что все знают и все умеют. Потому, кстати, они и начальники.

Начальник тыла Рижского военно-морского гарнизона капитан 1 ранга Нечипоренко как-то решил меня подколоть, да еще в присутствии других офицеров:

– Рискин, вот ты все умного из себя строишь, в газетки статейки пописываешь. Но ты же ничего не знаешь. Вот я, к примеру, знаю все. О чем меня ни спроси, на любой вопрос отвечу.

А я как раз с женой в отпуск в Сочи съездил. Там в дендрарии цветок какой-то был. Рядом табличка с названием: «катальпа красивая». Я в ботанике полный ноль, но название запомнил.

Спрашиваю начальника тыла:

– Товарищ капитан 1 ранга, а что такое «катальпа красивая»? Каперанг поплыл:

– Рискин, у тебя совсем совести нет…

Мы потом долго смеялись. Конечно, не при начальнике.

10 февраля

День дипломатического работника

А каждый офицер – дипломат в душе (ну, где-то очень глубоко). Тут ведь что важно – с начальством вести себя дипломатично. Не всегда получается, к сожалению.

Вот у меня, к примеру, большой дипломатический опыт. Полученный в Риге, где мы продавали ливийцам, индийцам и т. д. корабли и подводные лодки.

Как-то в Рижском заливе ливийский экипаж под командованием капитана Муфтаха принимал у нас тральное оборудование. В нарезанном нам районе поставили трал, вышвырнули за борт буи-отводители и дали положенные при тральной постановке четыре узла.

Ливийский командир БЧ-3 (минно-торпедной боевой части) лейтенант Имраджа лениво поднялся на мостик, взял у нашего штурмана секстан и замерил угол, на который разошлись отводители. По инструкции должно было получиться семнадцать с чем-то градусов.

Не получалось. Что-то там у наших работяг заклинило, что-то они там недоделали. Трал, хоть убей, не шел. По крайней мере, не шел так, как ему положено.

– Работайте, – сказал Имраджа и пошел дрыхнуть. В нашу со штурманом каюту.

Через минуту на ГКП (главный командный пункт) влетел ответственный сдатчик Средне-Невского судостроительного завода Олег Константинович и рухнул в ноги штурманцу:

– Штурман! Кровь из носу, надо сдать трал. Именно сегодня. Потом отремонтируем. Иначе премия горит синим пламенем. Пролетим, как фанера над Парижем.

– Я не волшебник, – скромно заметил штурман. – Хотя кое-что сделать можно. Только секстан что-то заедает…

– Смажем, не волнуйся, Сан Саныч, – сориентировался сдатчик.

И стремглав бросился вниз.

Через пару минут он вновь появился в рубке. Но уже не один. А с бутылкой армянского коньяка.

Командир дал добро спуститься вниз: