Ну разве она не милашка?

Филлипс Сьюзен Элизабет

— Привет, солнышко.

Дилайла замерла. Медленно подняла голову. В глазах промтупала надежда.

— Моя Шугар Бет?

Они бросились друг другу в объятия, и Дилайла, непрерывно повторяя ее имя, принялась целовать. Следующие полчаса она без устали болтала.

— Не думала, что ты приедешь… ты сказала, что не сердишься, но… я дала Гарри лишнюю пышку… доктор Брент! поставил мне пломбу… а Ширли знает, что тебе позволено курить только во дворе…

Все это время она держала Шугар Бет за руку и отказывалась разжать пальцы. Зато согласилась пообедать в «Тако Белл», а после они пошли по магазинам, где и расправились

с остатками жалованья Шугар Бет. Последняя не позволяла себе думать о том, что до следующей выплаты еще целых шесть недель.

Тревоги Дилайлы постепенно улеглись, и она захотела обратно в Брукдейл.

— Миси расстраивается, если меня долго нет.

Миси Бейкер была ее любимой сиделкой.

— Думаю, вам труднее расставаться с Дилайлой, чем ей с вами, — заметила Миси, когда Шугар Бет застала ее одну. — Она скучает по вас, но, в общем, ей совсем неплохо живется.

На прощание Шугар Бет погладила падчерицу по голове.

— Позвоню в воскресенье. И буду думать о тебе каждый день.

— Знаю, моя Шугар Бет. Потому что ты очень меня любишь.

— Верно, ас, — согласилась Шугар Бет, и Дилайла хихикнула.

На обратном пути Шугар Бет смотрела в окно и пыталась сглотнуть ком в горле. Многим ли людям посчастливилось стать объектом столь беззаветной любви?

Сидя в машине по дороге домой, она пыталась придумать, как отблагодарить Колина, и в конце концов избрала самый трусливый способ: написала записку. Первые три варианта получились слишком откровенными и поэтому закончили свое существование в корзинке для бумаг, зато четвертый, который она опустила в почтовый ящик утром в пятницу, был почти идеален — короток и без всяких сантиментов:

«Дорогой Колин!

Вчера я повидалась с Дилайлой. Спасибо. Встречи с ней означают для меня очень много, и я беру назад все гадости, которые говорила о тебе.

С благодарностью, Шугар Бет.

Пожалуйста, не ставь оценок за орфографию и пунктуацию».

Колин смял письмо в кулаке и швырнул на землю рядом с тачкой. Черт возьми, не нужна ему ее благодарность! Он хотел ее общества! Ее улыбок! И тела тоже — этого он отрицать не мог, — но он тосковал и по ее возмутительным высказываниям, нешаблонному мышлению, непочтительному юмору, взглядам исподлобья, которые она бросала на него, когда думала, что он не видит.

Колин отбросил лопату. С самого воскресенья он был напряжен и раздражителен. Не мог писать, не мог спать. И не стоит гадать, почему именно. Угрызения совести — не слишком удобный компаньон, и давно пора что-то с этим делать.

Телефонный звонок раздался в три часа дня, в субботу, за час до закрытия магазина.

— «Джемайма букс», — сказала в трубку Шугар Бет.

— Если хочешь увидеть своего пса живым, будь в Роуэн-Оук в пять. Приезжай одна.

— В Роуэн-Оук?

— Позвонишь в полицию… и твоему псу каюк. Будешь торговать собачьим мясом.

— Я бросила тебя!

Но он уже повесил трубку.

Она с места не тронется! Не позволит манипулировать собой!

Но вскоре после закрытия магазина она, сама не зная как, оказалась на шоссе, ведущем к легендарному дому Уильяма Фолкнера в Оксфорде. Колин дал ей возможность увидеться с Дилайлой, и теперь она у него в долгу. Все же жаль, что он все так усложняет.

Дом и усадьба закрывались для посещений в четыре,

но кое у кого, вероятно, были влиятельные связи, потому что на пустой автостоянке стоял темно-красный «лексус», а деревянные ворота оставались открытыми. Выросшая в северо-восточном Миссисипи, Шугар Бет часто бывала здесь: с отрядом герлскаутов, с церковными экскурсиями, с «Сивиллами» и в выпускном классе в большом желтом автобусе под присмотром учителя английского мистера Берна. Уильям Фолкнер в начале тридцатых купил полуразрушенную плантацию с домом в новогреческом стиле. В то время в доме не было ни канализации, ни электричества, и, по слухам, жена Фолкнера целыми днями, рыдая, просиживала на крыльце, пока муж пытался сделать дом обитаемым. До самой своей смерти в шестьдесят втором Фолкнер жил здесь. Здесь напивался, здесь пугал детей сочиненными им же сказками с привидениями, здесь писал романы, которые в конце концов принесли ему Нобелевскую премию по литературе. В начале семидесятых его дочь продала дом и усадьбу Университету штата Миссисипи, и с тех пор посетители со всего мира приезжали сюда, чтобы увидеть самую знаменитую литературную достопримечательность штата.

Она шла к двухэтажному белому каркасному дому по впечатляющей кедровой аллее, посаженной в девятнадцатом веке, и задолго до того, как добралась до конца, увидела Колина, прислонившегося к одной из квадратных колонн дома. У его ног лежал Гордон.

— Пат Конрой назвал Оксфорд Ватиканом южной литературы, — заметил он, спускаясь с крыльца.

— Этого я не знала, но его книги мне нравятся, — кивнула она, почесав Гордона за ухом. — Вижу, моя собака все еще жива.

— Я человек милосердный.

Белый свитер красиво оттенял загорелую кожу, и ее снова поразил контраст между его мужественностью и неизменно элегантным видом. Он вообще был сплошным противоречием, высокомерным и циничным, но одновременно нежным и куда более сентиментальным, чем хотел показать. Как же надломило его самоубийство жены!

— И в чем, собственно, дело? — осведомилась она.

— Я хочу кое-что тебе подарить.

— Ты и без того сделал мне подарок. Билет в Хьюстон…

— Фолкнер всегда был моим любимым американским писателем, — перебил он.

— Неудивительно. Вас обоих неумолимо влечет к одному и тому же литературному ландшафту.

— Да, но до его языковых приемов мне далеко. Этот человек был гением.

— Полагаю.

— И чтобы я слова неуважительного не слышал о Фолкнере!

— Пока меня не заставят читать его шедевры, обещаю быть крайне почтительной.

— Как ты можешь?! Фолкнер — это…

— Он мужчина, а у меня не хватает терпения на мертвых белых мужчин-писателей. Впрочем, и на живых, если на то пошло. Ты и мистер Конрой — почетные исключения. А вот Джейн Остин, Харпер Ли, Элис Уокер — дело другое. В их книгах говорится о вещах, действительно интересующих женщин.

Она говорила все быстрее и быстрее.

— Маргарет Митчелл теперь уже не так известна, но все же написала потрясающую книгу. А есть еще и Мэри Стюарт, Дафна Дюморье, Лавирл Спенсер, Джорджетт Хейер, Хелен Филдинг — но только первая часть «Бриджет Джонс». Нет, Фолкнер — не мой идеал писателя.

— На мой вкус, этот список сильно отдает романтикой.

— Попробуй сам полгода просидеть у постели умирающего и затем скажешь, что любовная история со счастливым концом — не дар самого Господа!