Ну уж нет, Грейнджер!
Шрифт:
— Драко, выпей зелье, пожалуйста, — она ласково дотронулась до его щеки, заставляя обратить на себя внимание. Он приподнялся, опрокинул лекарство в рот и снова зарылся в одеяле.
— Грейнджер, мне холодно…
— Я знаю, ты вообще-то болен!
— Так и должно быть?
— Скоро пройдет. Жар спадет в течение получаса, попробуй заснуть. — Гермиона снова положила руку на его лоб и убрала упавшие на лицо пряди волос.
— Ты полежишь со мной? — сказал Драко, схватив прохладную ладонь девушки, которая сейчас ему казалась очень горячей и могла хоть немного его согреть, и приложил к своей щеке.
— Подумать только, одна несчастная простуда может сделать тебя совсем беспомощным! — а потом негромко добавила, — как, впрочем, и всех мужчин… Спи,
Драко послушно улегся клубочком, уронил веки и придвинулся поближе к Гермионе, придерживая ее руку, чтоб она не сбежала. И перед тем как погрузиться в сон, задумался над ее словами. «Я буду рядом» — звучало отлично. Ему понравилось… Поэтому, несмотря на плохое состояние, заснул он с улыбкой на лице.
А Гермиона в это время думала о том, что за эту неделю фактически семейной жизни она к нему сильно привязалась… Даже очень. Она стала привыкать к приготовленным завтракам по утрам, к домашним посиделкам вечерами и очень горячим ночам. Ей с ним было уютно. Она никогда не могла подумать о том, что Малфой такой простой и «удобный» в бытовом плане. Он не пеняет на нее, когда видит пыль на мебели, когда понимает, что еды в доме нет, или вещи не постираны. Драко просто зовет Тикки и дает ей задание. Зато, когда Гермиона радует его ужином, он не может скрыть искреннего удивления от ее поступка и уплетает запеченную курицу за обе щеки, объясняя это тем, что ему никто, кроме домовиков, никогда не готовил.
Он понимает ее. Понимает, что ей не хочется хозяйничать в доме после тяжелого трудового дня, понимает, что ей это не нравится, что ее это утомляет. Малфой не считает, что женщина должна сидеть дома и ждать мужчину с работы, каждые десять минут подогревая пирог, чтоб подать его на стол теплым, как это заведено у Уизли, например. Он не привык к этому, поэтому и требовать от нее подобного ему в голову не приходит. Все, что Гермионе было не в радость, делает эльфийка, и всех троих это устраивает. Тикки рада служить хозяину, а им двоим хватает времени друг на друга. Они ведь стараются построить полноценные отношения. И вроде как с этой задачей очень неплохо справляются…
Обнимая уснувшего парня, она отчетливо осознала, что он ей нравится, что хочется заботиться о нем так же, как он заботится о ней. Папа был прав, советуя к нему присмотреться.
Когда-то давно еще в школьные годы она, пусть и вся такая невероятно рациональная, мечтала о своем принце, как и все девицы ее возраста. Думалось о том, что в ее жизни однажды появится человек, на которого будет приятно смотреть, которого интересно будет слушать, который не уступит ей в интеллекте. С ним захочется искренне смеяться и с нетерпением ждать встречи. И сейчас, вспоминая свои детские мечты, она поняла — вот же он! Перед ней, в ее руках! От него невозможно отвести взгляда, потому что он потрясающе красив, особенно здесь, когда переодевается в домашнюю одежду и лохматит волосы, или в постели, когда все его внимание поглощает она, когда он смотрит на нее, как голодный зверь, и влажное от пота тело льнет к ней все ближе и ближе. В эти моменты он особенно прекрасен. А если что-то шепчет ей на ухо, будь то пошлости или нежности, крышу сносит основательно, потому что ей приятно его слышать и слушать. Он умен… Каждый разговор, дискуссия, спор, ссора с ним интересны, потому что он отвечает на ее уровне, словесные баталии стали их отличительным знаком, их маркой. Без этого совместное существование станет не таким захватывающим и эмоциональным. О, ему удается вызывать в ней бурю эмоций! Он злит ее, раздражает, волнует, возбуждает, а еще вызывает нежность и заставляет ее смеяться… Поэтому она каждый день спешит домой после работы, чтобы провести вечер вместе. Дождаться, когда они снова еще неловко и с ноткой смущения, но все же с огромным желанием, окажутся в объятьях друг друга. Поделятся новостями с работы, обсудят ту или иную книгу, посмотрят фильм или просто будут целоваться. Нежно и трепетно…
Гермиона не понимала, что с ней происходит, но точно знала, что он каждый
Сейчас, глядя на Драко, ей хочется, чтоб он думал о ней в том же ключе. Она нуждалась в том, чтобы быть для него важной. И не только, как мать ребенка, которому он хочет подарить полноценную семью, но и как женщина… любимая женщина, в которую он вселит уверенность и даст знать, что у них существует завтра — общее, совместное завтра.
Но уверенность, что Драко будет рядом, не приходила, поэтому она, как та самая героиня девчачьей сопливой романтической киноленты, разревелась. Головой понимала, что творит ерунду, но поток идиотских слез остановить уже не могла. От этого она расстроилась еще больше и зарыдала громче и протяжней.
«Эта беременность уничтожит все то, чем я так гордилась! Мою рассудительность, холодный ум, силу и независимость». Сейчас не хотелось ни с кем бороться, воевать, идти на амбразуру, отстаивая чьи-то права. Хотелось наконец позволить себе быть слабой, позволить кому-то решать что-то за нее, снять весь груз ответственности и переложить на сильные мужские плечи. На его плечи!
Она не смела мечтать! Боялась своих навязчивых мыслей о возможном счастливом будущем с ним. Боялась, потому что знала, что если позволит себе влюбиться и у них не сложится, ее это сломает. Однако, чертова сентиментальность снова и снова, прямо с мазохистским наслаждением, возвращала ее к этим мыслям, поэтому она гнала их прочь, отчитывала себя за слабость, но ничего не получалось.
От этого она и рыдала сейчас, спрятавшись на груди парня, который даже не подозревал, до чего Гермиону довели размышления о нем. После очередного вырвавшегося всхлипа она почувствовала, что кто-то прочищает горло прямо над ее макушкой. Она даже не заметила, что теперь не просто держала свою ладошку на его щеке, а прямо вцепилась в него мертвой хваткой, обнимая руками и прижимая к себе, как любимого в детстве плюшевого медведя, который всегда был готов поддержать ее в горестные моменты своим молчаливым присутствием.
— Грейнджер… — всхлип в ответ. — Эй, Гермиона… Что случилось? — обеспокоенно спросил Малфой, отстраняя заплаканное лицо девушки от себя и всматриваясь в мокрые темные глаза, взгляд которых не давал ему покоя с вечера на министерском балу. — Почему ты плачешь?
— Я не знаю… — она активно мотала головой из стороны в сторону и пряталась в его руках, не понимая, что вообще можно сказать и как объяснить это странное поведение.
— Хей, ну все-все. Что это на тебя нашло? — Драко с испуганными глазами гладил ее волосы, пытаясь успокоить. Сделал даже попытку пошутить:
— Это хоть не из-за меня? Я не успел ничего натворить, пока спал?
— Я сама не понимаю, что со мной. — Гермиона все еще всхлипывала, но уже приходила в себя.
— А я знаю — ты беременна. А вам, пузатым, особых причин и не надо. Вы все жутко ранимые и впечатлительные.
— У меня нет пуза, — насупилась она, но слезы наконец исчезли.
Он рассмеялся от того, что она обратила внимание только на упоминание о скорых изменениях в фигуре.
— Даже если у тебя вырастет самый огромный живот в мире, Грейнджер, ты все равно останешься безумно красивой, — это прозвучало, как самая настоящая глупость. Хотя в душе Драко действительно считал, что округлившийся животик ее совсем не испортит, а сделает еще прекрасней, потому что нет ничего привлекательней для мужчины, чем женщина, которая носит в себе его ребенка.