Нубук
Шрифт:
— У меня, Роман, проблема серьезнее, — изменил сосед голос с торжественно-проповеднического на расстроенный. — Вам сейчас, думаю, покажется ерундой… Вы позже поймете… Вы ведь неверующий?
— Нет.
— Ну, поверите еще. Поколотит вас житуха — и поверите… Так вот… сейчас…
Еще приняли граммов по пятьдесят. Сергей Андреевич потер ладонями свое лицо морщинистого подростка, выдохнул, пригнулся к столу, уперся в меня глазами и начал почти шепотом, точно бы по большому секрету:
— Знаете, почему Новый год мы справляем не в тот день, когда Рождество? У?.. Ну так вот слушайте, я объясню. — Сосед сделал короткую, психологическую, по
Я покивал, не заражаясь, впрочем, его открытием; даже старался не вслушиваться, но шепот был слишком уж вкрадчивый.
— А все потому, что новый год начинается не с рождения Иисуса Христа, а с его обрезания. С обрезания! Слышите, Роман?
— Ну и что?
— Как — что? Как это — что?! — взвился Сергей Андреевич. — Это же унизительно! Для православного христианина — унизительно. Пусть они там в Тель-Авиве такое празднуют, а не мы, русские люди… Было же как хорошо от сотворения мира, нет, Петр сделал… Мало горя принес, так еще это… В новый год входить под обрезание! — Сосед горько посмотрел в темноту окна, поиграл своими малоразвитыми желваками и то ли Петру, то ли городу, который Петр основал, то ли всему миру крикнул: — Ненавижу! Обманули же… Ведь сколько лет я думал об этом, гадал — почему, что за нонсенс-то: Новый год в один день, а рождение Сына Божьего в другой… А тут вдруг увидел случайно календарь церковных праздников. Смотрю, а там такое вот откровение… Чуть голова не лопнула!.. Что ж получается — если мы должны быть по образу и подобию, то и нам всем обрезаться нужно? Уподобляться иудеям, талибам всяким… Ведь доказано, что Иисус вне национальностей. Да, жил в земле еврейской, но… Зачем же праздновать, зачем новый год-то с обрезания начинать? Я русский, я православный, я не хочу! У-ух, Петр!.. — Сосед, видимо всерьез расходившись, погрозил в окно кулаком. — Правильно, правильно — антихрист. И город… Вы чувствуете, Роман, как давит? А?
— Что давит?
— Да город, город. Аж плечам больно.
Я хмыкнул:
— Не замечал. Пока девушка была, вообще было отлично…
— Да это прах, Роман, девушки эти, половые дела. Другое должно мучить — вечное!.. Недаром предсказание есть, что простоит он триста лет и в две тысячи третьем году исчезнет. Снова только Нева, лес и болота… И правильно, правильно! Со всеми нами, грешными, со всем чтоб дерьмом… Сосед подхватил бутылку, дрожащими пальцами открутил крышечку. — Пропустить надо срочно. Пропустить, чтобы — так!
— Не, — я отодвинул свою стопку, — я не согласен. Я Питер люблю.
— Люблю-у… Да вы просто не жили здесь еще, а я как-никак пятьдесят почти лет. Каждый день… И иду, а со всех сторон: жизнь профукана, жизнь профукана. Утопиться хочется.
— Ну, это ваши дела. Чего обобщать?
Сосед все больше меня раздражал. Как-то незаметно он перевел разговор с моих проблем на свои, а сегодня мне совершенно не хотелось его выслушивать, кивать, вставлять утешительные фразы. Я попытался перехватить инициативу:
— А мне повезло. — Сказал это громко и с вызовом (чего ныть, жаловаться, тем более — перед кем? — перед этим соловьем-неудачником, бывшим рядовым оформителем из БДТ). — Могло быть куда хуже. Родился бы на год раньше, вполне возможно, попал бы в Афган, на пару лет позже — в Чечню. Да и без них сколько было Абхазий, Бендер, Таджикистанов… И что Володька меня не забыл — тоже…
Сергей Андреевич не по-доброму усмехнулся, закивал:
— Да-да, конечно, повезло. А испытания, это вы верно, урок…
— А чего вы издеваетесь? — угадал я его тон.
— Нет, вы что, вовсе нет! — А сам смотрит с издевкой, смотрит как на идиота; как психиатр на заговорившего идиота.
— Что я, не вижу, что ли? Завидно вам, что у меня все в порядке?..
Эти события последнего месяца, выпитая водка, Маринка, которая не придет сейчас и не уложит спать и вообще никогда больше не придет, все, скопившееся во мне, разом собралось в колючий, горький комок и стало толкаться, корябать горло, выдавливать слезы из глаз. А сосед не понимал, продолжал улыбаться фальшиво, сладенько бормотать:
— Наоборот, Роман, я очень рад за вас. Конечно, что ж… Вы просто не так меня поняли…
Я разлил остатки «Сибирской» по стопкам.
— Надо хлопнуть.
— Вот-вот, — обрадовался Сергей Андреевич, — правильная мысль!
Потом, помню, долго сидели молча. Я глядел на клеенку, на аппетитные, шоколадного цвета, узоры. Эту клеенку месяца два назад купила Маринка, торжественно застелила ей стол. На ней по утрам мы пили кофе… Так случайно мы познакомились, так, почти между прочим, заглотив экстази, я взял и пригласил ее сходить куда-нибудь, а она согласилась. Прожили вместе столько времени, и хорошо ведь в целом прожили. Потом из-за нелепой случайности расстались… И я ведь знаю, просто уверен: ей без меня тоже плохо, только как… как сделать, чтобы мы снова были вместе? Я бы снова приносил ей шоколадки, цветы, катал бы за ней по супермаркету тележку, она бы говорила мне «дорогой» и уютно позвякивала бы спицами, прижималась ко мне в метро…
— Сегодня в новостях сообщили — в Ингушетии опять двух солдат убили, укоризненный вздох соседа. — Не повезло вот ребятам…
Не поднимая глаз, я сунул кулак вперед; сосед подавился:
— О! — а потом завизжал, тонко, оглушительно: — Вы!.. Ты что делаешь?! Уй-й…
Я посмотрел. Сергей Андреевич, откинувшись к стене, средним пальцем правой руки прижимал губы к зубам, а из-под пальца выдавливалась кровь.
— З-за что… за что ты меня ударил? — уже тихо и спокойно спросил он.
— И еще дам, — тоже спокойно ответил я.
Сосед поднялся и вышел из кухни. Я проверил бутылки и стопки, убедился, что водка кончилась, тоже встал.
Одетый в куртку, с ботинками в руке, Сергей Андреевич возился с замком. Я молча помог ему…
— Вижу, в каком ты состоянии, — оказавшись на площадке, сказал он, посасывая губу, — поэтому связываться с тобой сейчас не буду…
Я захлопнул дверь.
В кои веки попал на склад (нужно было загрузить в «газель» залежавшуюся обувь, отвести в «Сток» и выбросить кой-какой мусор) и нарвался на очередные проблемы.
Как раз в разгар довольно спешной погрузки явилась Лора, Максова подруга, посеревшая, подурневшая, в нелепой теперь яркой и пестрой одежде, и слезливо начала:
— Вы же друзья, Володя, надо помочь. Он же там сгниет просто-напросто…
Володька отмалчивался, почти не замечал ее, и это быстро вывело Лору из себя — она перешла на крик:
— Что, думаешь, ты застрахован? С тобой не может случиться? Не-ет, вот увидишь!..
— Да не ори! — Володька не выдержал. — Что я могу сделать? Конкретно? Что, побег из Крестов устроить?..