Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы
Шрифт:
— Читай! Читай! — прикрикнул на него Варанкин.
Леонид листал автореферат, страницу за страницей, а ему казалось, что он листает собственную диссертацию, — так велико было совпадение.
— Все собираюсь спросить тебя, Леонид Дмитриевич, — Варанкин прошел к столу, развалился в кресле так, что из-под стола выставились его огромные туфли и тощие лодыжки в ярко клетчатых носках, — какая нелегкая занесла тебя в аспирантуру? Ты, что, действительно страдаешь по науке?
— Не знаю, Виктор Павлович. Я как-то еще не думал об этом…
Варанкин удовлетворенно кивнул головой, — видно, ничего другого
— Более четырех лет я наблюдаю за тобой, — сказал он, вглядываясь в Леонида своими отечными, чуть раскосыми глазами. — Ты работаешь вполне добросовестно и у меня не было повода выставить тебя. Но, боже, какой скукой постоянно несет от тебя, Лыкнов, — он перевел взгляд над собой в потолок. Знаешь, когда при построении кривой одна из точек оказывается в стороне и не укладывается в общую закономерность? Как мы ее называем?
— Выпавшей точкой…
— Вот, вот, именно — выпавшей точкой, — с удовлетворением вздохнул Варанкин и снова перевел глаза на Леонида. — Ты понял меня, Леонид Дмитриевич? — он презрительно фыркнул. — А в таком дурацком положении, — Варанкин вытянул палец, указывая на автореферат в руке Леонида, — оказались мы оба: и ты, и я, твой научный руководитель.
— Что же теперь делать?
— Ну-с, мне, например, предстоит писать отзыв на сию блестящую тему. Сибиряки сразу взяли быка за рога. А ты… Э, да что теперь переливать из пустого в порожнее. Короче говоря, так: диссертация у тебя не докторская, а кандидатская. От совпадений никто не застрахован. Будем варьировать, что-то менять, доказывать свою самостоятельность. К весне попытаемся защититься. Авторитет доктора Варанкина тоже кое-чего стоит. Ясно, Леонид Дмитриевич?
— Да вроде бы…
— Тогда иди и занимайся своими делами.
Леонид возвратился к корзине, присел перед нею. Помедлив, принялся собирать рассыпавшиеся по полу обрывки бумаги. Аккуратненько заталкивал каждый обрывок в общую рыхлую массу так, чтобы тот уже не смог выпасть обратно. При этом, прежде чем расстаться с обрывком, Леонид помимо своей воли, с пристальным вниманием всматривался в уцелевшую на нем часть текста, часть чертежа, формулы. Он и сам не понимал, зачем делает это.
Он только все ловил себя на том, что никак не может справиться с тягостным и назойливым беспокойством, как-то внезапно овладевшим им после вчерашнего разговора с Варанкиным. И даже не просто разговора, а после какого-то нечаянно оброненного профессором слова.
И это беспокойство сейчас заслонило собой все остальное предстоящий скандал на кафедре, слезы отчаяния на лице Инны, разочарованные физиономии друзей…
…Так очередь дошла до четвертушки листа с частью наклеенной на нем фотографии. Белый глянцевый кусочек с лохматыми краями надрыва. Веер кривых пересекал его. Ни начала, ни конца кривых здесь не было, и то и другое осталось на других обрывках фотографии.
Леонид вздохнул. Построение этих кривых окончательно запутало и без того сложные взаимоотношения между аспирантом и его научным руководителем.
Виктор Павлович поручил Леониду проследить, как меняется плотность воды в процессе гидравлического удара. Почему эту задачу — именно Леониду? Скорее всего, потому, что с нею мог совладать только такой человек, как он, обладающий дьявольской усидчивостью.
Более трехсот экспериментов проделал Леонид ради этой третьестепенной задачи. Изо дня в день, с утра до вечера, а иногда и до глубокой ночи, он занимался одним и темже; включал, выключал, снимал показания десятка приборов, проявлял пленку и расшифровывал ее. И все это с таким невозмутимым спокойствием, которое подивило даже видавшего виды Варанкина…
Так же терпеливо Леонид переносил тысячи замеров с карты на миллиметровку. На бумаге одна за другой возникали беспорядочные россыпи точек, настоящие подобия Млечного Пути. Первое время никаких закономерностей в этих россыпях ни Леониду, ни даже «доку» уловить не удавалось.
Более пяти месяцев длилась эта погоня за призраками. Варанкин с эгоистичной непоколебимостью заставлял продолжать ее, нимало не смущаясь бесплодностью поисков. И вот в конце пятого месяца к удивлению Леонида россыпи точек начали постепенно уплотняться. Сближаясь, точки наметили трассу для проведения кривой.
А вывод?
Зависимость плотности воды от давления получилась точно такой же, какой она была известна в гидравлике без малого сотню лет, — обстоятельство, на которое не преминул обратить внимание своего научного руководителя аспирант Леонид Лыкнов. Реакция была неожиданной: Варанкин яростно скомкал миллиметровку с кривыми. Леонид с трудом подавил улыбку. Еще бы! Чутье впервые подвело Варанкина — он не обнаружил ожидаемых отклонений от общей закономерности.
Все дело заключалось в том, что проблемам воды «док» отдал без малого сорок лет — целую жизнь! В воде он усматривал грядущее могущество науки и техники и выдвигал на этот счет собственные гипотезы, шокировавшие Леонида своей фантастичностью. Чего только стоило утверждение Варанкина о том, что вода в будущем придет на смену пластику и металлу как материал несравненно более прочный и температурно устойчивый!
Разглагольствования о перспективах, якобы скрытых в воде, являлись слабостью стареющего ученого. В минуты откровений Варанкина Леонид старался уходить по своим делам, а когда сделать этого не удавалось, слушая Варанкина, мучительно краснел, прятал глаза, словно его самого уличали в самом беспардонном вранье.
С водой у Леонида были связаны самые неприятные переживания. В детстве он едва не утонул в реке и потом его, мальчишку, мучили ночные кошмары: смыкающаяся над головой зеленая зыбь, раздирающее грудь жидкое удушье…
Поступая в институт, Леонид никак не мог выбрать специальность. Ему посоветовали: иди туда, где конкурс поменьше. Так он угодил в группу «Водоснабжение и канализация». Бывшие школьные друзья при встрече приветствовали его жестом, воспроизводящим слив воды в унитаз. Леонид краснел, страдал от унижения и… продолжал учиться.
После окончания института его однокурсники были направлены кто в диспетчерские службы, кто в научно-исследовательские учреждения, а он попал на прямое производство и три года не вылезал из траншей, ползал по колено в воде, в липкой, точно резиновый клей, глинистой жиже.